Рецензия на «Марина вторая» (Марина Сагитовна Шамсутдинова)
Я даже у Цветаевой не люблю языковых фокусов, а ей они удавались получше. Но если Марина Первая - это Мнишек, то всё в порядке. В этом стихотворении фокусов нет, но, когда ты пишешь - "я - Марина вторая", ты подставляешься. Жанна Райгородская 18.11.2017 03:46 Заявить о нарушении
Послесловие к книге «ЖЕНЩИНА НА ШАРЕ»
Ирина Васильевна Щербина, филолог, преподаватель, автор книг и статей по методике преподавания литературы, автор книги стихов «Возраст Федры» «Я первой выхожу из окружения» Я того мнения, что каждая женщина может быть писательницей. Эти слова чеховского героя можно дополнить: и поэтессой, и художницей. В том смысле, что женская природа диктует нам, ее своеобразным заложницам, необходимость транслировать свои переживания. Облекая их в какие-то внешние формы. По возможности эстетичные. Впрочем, последнее уже дело вкуса и степени одаренности. Однако речь пойдет одругом – мы имеем дело с событием. Можно не во всем принимать или вовсе не принимать идеологическую составляющую непростой, внутренне драматичной истории под названием «Женщина на шаре», ясно одно: новая книга Марины Шамсутдиновой – явление во всех смыслах этого слова. И, прежде всего, явление феномена поэзии в культурном пространстве нашей Родины. Я принципиально не говорю в России, потому что уверена: своих читателей Марина найдет во многих странах среди тех, кто говорит и продолжает думать, да и любить по-русски. Составляя книгу, в некотором смысле юбилейную, посвященную 20-летию творческой деятельности, автор дала такие заглавия входящим в нее поэтическим подборкам: «Богатырша», «Марина вторая», «Где моя Родина?», «Правда» – и положила в основу не хронологический принцип – от лирики юных лет к более зрелым произведениям, а некий лирический сюжет. Чем дальше, тем всё более откровенно перед нами, как в «Герое нашего времени», раскрывается история души человеческой, с ретроспективами («Баллада об Артеке»), автобиографическими вставками («Масбиха»), отступлениями («Русский язык»). В «Богатырше» все узнаваемо и ново. В образе той, что коня остановит, напервом плане – традиционное, героическое, некрасовское. Такой Венере мамонт по плечу, Она медведя взглядом остановит. Эта перекличка необходима, неизбежна. А как виртуозно выполнена! То, что перед нами все-таки Венера, а не Матрена, значимо, но не в смысле противопоставления, а наоборот, в смысле слияния и прославления все того же Вечно Женственного. Впрочем, и Матрена на своем законном месте: …Может бабушка Матрёна, Из созвездья Ориона Бережёт день ото дня. Венера-богатырша …Легко сбежит к студёному ручью И острогой к обеду рыб наловит. Упоминание об обеде, и вообще гастрономические подробностив контексте любовной лирики (давайте посмотрим правде в глаза: а что это, если не любовь?), весьма любопытны. В другом стихотворении читаем: Хочется маленькую любовь, с ладошку. Смаковать её как печеньку, за крошкой крошку. Ау, Владимир Маяковский !(«Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная?) Непринужденная игра с текстами больших поэтов у Марины Шамсутдиновой отнюдь не легковесна – она изящна и уместна и в случае с Некрасовым, и с Маяковским. Однако вернемся к «гастрономическим» деталям и сравнениям. Они не несут с собой обытовление любовного переживания, они сообщают ему теплоту и передают отчаянную незащищенность женского существа, каким бы самодостаточным оно, это существо, ни казалось. В «Женщине на шаре» - «гастрономический» апофеоз: Десяток тысяч лет Ждала его домой, Готовила обед, Ходила за мукой. Возникло сотни царств И кануло во тьму, Она ему лекарств, Гречаников ему. Метеоритный дождь, Отпавший хвост комет, Всё мелочь, если ждёшь, А в доме соли нет. Над домом дух котлет, И радуга дугой, Уж десять тысяч лет, Как он ушёл к другой. «Гречаники» и «котлеты» естественно вписаны здесь в космически важную историю. И «мука», и «соль», и «дух» в таком контексте обрастают смыслами и становятся символами женского умения ждать и прощать, естественного, как сама жизнь, и вечного, как мироздание. Женская сила подразумевает некую слабость мужчины, если не физическую, то нравственную. Так и есть: «ушел к другой», «русалка, девка, навка заманит в омута». Мужчина или слаб, или жесток: Может быть наелась мухоморов, Ведьминой опоена водой, Если между кротких, нежных взоров Выбрала жестокий, волчий, твой. Это – обреченная заранее попытка героини найти равного по силе, достойного любви. Тебе бы стать поменьше, может, вдвое, Прижавшись к крепкому плечу мужскому. Но не родился на земле тот воин, Чтоб ровней быть, – и ты идёшь к другому. Он встанет на пуанты и котурны, Тебе подаст с дороги чай с малиной. Они наивны и миниатюрны, А ты в походе, на коне былинном. Сбежит и этот – переплавит латы На сто колец и дюжину серёжек И будет жить уныло до зарплаты, Когда в бою ты вырвешь меч из ножен. Кстати, у любовной истории нашей героини все-таки хороший конец. Случилось обретение героя. Им оказался «смутьян», «глаза – два адовых угля, бери, прикуривай от снега». И, как следствие, преображение самой героини: …Через тюрьму, через войну, Через чужую сторону, Через морскую глубину Плывёт к тебе Царевна-лебедь. Марина Сагитовна Шамсутдинова 18.11.2017 15:05 Заявить о нарушении
Однако финал цикла отнюдь не хэппи энд, «потому что святое – дом и тёплый очаг» девальвируется, на авансцену выходят «перекачанные юнцы, силиконовые мадонны».
И хрупкий мир вокруг, по-прежнему взыскущий ее богатырства. Мостик между лирической «Богатыршей» и пронзительным циклом «Где моя Родина?» - небольшая подборка «Марина вторая». Предвидя, увы, неизбежные упреки автору в самозванстве, хочется предложить: а попробуйте-ка вы! Хотя бы просто примерить на себя эту судьбу! Что-то не хочется… А героиня Марины Шамсутдиновой делает это, и не из соображений, связанных с признанием и славой. Да и сама слава видится автору в блоковской парадигме («…замучит… ребят…ворохом скверных цитат»), да ещё и в сниженном варианте: …И будут отроков игривых Твоей поэзией шпынять. Сходство между героинями наших Марин иного свойства: Не по крови люди воскресают, а по духу! А тех, кто нам близок по духу, мы вправе выбирать и называть на свое усмотрение. В том, чтобы назваться второй Мариной, нет мании величия, а есть признание в верности избранному пути и даже некоторой обреченности следовать ему: Сочиняю стихи -я- Марина вторая. Повторяю невольно их профиль и жест. Заметим, слово «вторая», хоть и написано со строчной буквы, допускает еще одну, явно автором не анонсированную, параллель. С Мариной Мнишек – коронованной русской царицей (как бы Мариной Первой). Однако ее историческая ипостась нам в данном случае не так интересна, ведь наши фантазии и аллюзии обращаются отнюдь не в сфере «тьмы низких истин». Мы о пушкинской героине, о которой автор писал: «Моя Марина славная баба». А наша-то Марина – тоже в паре со «смутьяном», «я слышу речь не мальчика, но мужа…». А если серьезно, а все именно так и обстоит, то Марина вторая – это крест, который то ли сама взвалила, то ли по судьбе так положено. При желании можно обнаружить у Марины Шамсутдиновой похожие на цветаевские приемы, например, «выдвижение слова как образа и нанизывание ассоциаций, уточняющих и обогащающих его старый смысл; рефренное словосочетание как композиционная опора» (М.Л. Гаспаров). Трудно удержаться еще от одной цитаты мэтра, которая может быть отчасти транспонирована на творчество и «второй» Марины: «…поздняя манера Цветаевой становится уже углублением не в формулу, как в рефрене, не в образ, а в слово, в звуковой и морфологический состав слова, в которых поэт силится уловить тот глубинный смысл, который наконец даст ему возможность высказать не поддающееся высказыванию». А вот цитата из Марины Шамсутдиновой: «Я пишу звуком, для меня слово на письме - это только транскрипция, записанная так по договоренности со словарями и правилами, для меня гораздо важнее знать, как слово звучит, чем как оно пишется…». Что ж, эта тема, несомненно, важная и интересная, будет ждать своего исследователя. Не без внутренних сомнений перехожу к той части разговора, в которой коснусь двух основных поэтических глав книги «Женщина на шаре»: «Где моя родина?» и «Правда». Вроде не кисейная барышня… К чему жеманничать, за дело! Задело? Да! Заглавия хлёсткие, полемические – так и есть: ритмы разгоняются, лексика всё жестче и жестче, накал поэтической страсти всё сильней и сильней. Местами впору нюхать одеколон, как делал приснопамятный Павел Петрович Кирсанов, говоря с крестьянами. Однако приходится, как и ему, «глотать пилюлю»: поэт Марина Шамсутдинова говорит от имени своего поколения много горьких, но справедливых истин, взывая, без громких слов, к нашей совести и указуя, где та «правда», к которой надо припасть, как к спасительному источнику. Авторский голос движется в диапазоне от дерзости политической к поэтической, и, если бы не последнее обстоятельство, трудно было бы решиться на цитирование. Из песни слова не выкинешь – это с одной стороны. А с другой – поэтические памфлеты на грани приличий (или за ней), переход на личности, то есть моветон, пусть остаются в пределах авторского формата. Их тиражирование, даже в заметках, напоминающих рецензию, считаю неуместным. Однако несколько цитат все же приведу. И даже рискну прокомментировать, хотя, возможно, это и лишнее. Рожденная в 70-е, Марина Шамсутдинова по характеру проблематики и пафосу тяготеет к шестидесятникам: эпической правде деревенщиков и непокорности диссидентов. Происходящее со страной сегодня воспринимается остро критически. Казалось бы, каток на Красной площади – народ счастлив, ну какие тут могут быть подводные течения! Однако: В аренду скорбь и памятники славы, На скользкий путь ступил орел двуглавый , Если на Красной зАлили каток… Демонстративное зАлили даже на графическом уровне создает эффект крика, еще и усиленный ассонансом. Святые места, как следует из сказанного, не должны оскверняться праздностью, а если они для вас не святые – что ж, вот вам прогноз от автора: Клюет нутро звезде орёл двуглавый – Недаром площадь прослыла «кровавой». В мороз на крови можно поскользнуться И в тапки из коньков переобуться… Вот такой сгусток смыслов, аллегорий, аллюзий объемом в четыре строки. Тот болевой синдром, что порождает гражданскую лирику Марины Шамсутдиновой, проявляется далеко не у каждого и не так уж часто. Но раз в сто лет уж точно что-то подобное всплывает. Все расхищено, предано, продано… (А.Ахматова) С Россией кончено… На последя́х Её мы прогалдели, проболтали, Пролу́згали, пропи́ли, проплевали… (М.Волошин) Распродадим, располыхаем, Достанем, спишем, растрясём. Так Авеля прикончил Каин… (М. Шамсутдинова) Хочешь не хочешь, придется продолжить перекличку: Мы - зараженные совестью: в каждом Стеньке - святой Серафим, Отданный тем же похмельям и жаждам, Тою же волей томим.(М.Волошин) Мы русские, в нас совесть через край… (М.Шамсутдинова) А вот как переосмысляется сюжет, так хорошо знакомый по Тютчеву и Есенину: Удрученный ношей крестной, Всю тебя, земля родная, В рабском виде Царь небесный Исходил, благословляя. (Ф.Тютчев) Шел Господь пытать людей в любови, Выходил он нищим на кулижку.(С.Есенин) Христос бомжом ушёл в народ, Как прежде: бос, и гол, и грязен, Страдает с нами, водку пьёт, Поднимется ли новый Разин! Послушает его народ, Даст негодяям укорот! Из храмов выбьет торгашей, Потравит дустом горстку вшей, Авось без вас, премьер-министр, Достроит божий коммунизм! (М. Шамсутдинова) Наивно? Да, наверное… …И снова печальный Маринин прогноз: И шкура леса заплешивет, Облезет, зарастёт пеньём. Народ сопьётся и завшивет, А мы ему ещё нальём… Какие находки! Неправильно образованные глагольные формы (заплешиве-е-т), (завшиве-е-т) вкупе с «пеньём» (украшение из Далева словаря),по аналогии с «порастет быльём» - как всё это работает, как расшивает стихотворную канву! Аналогов что-то на ум не приходит. Браво, Марина! Без истерики и горлопанства и не в бровь, а в глаз. Без философствований и рефлексий: сказала – и припечатала! Вековечное русское барство, Удивительное постоянство В смене старых и новых картин. Там и варварство, там и чванство, Прикупил по дешёвке дворянство Внук холопий, торгаший сын. Из нагретых обкомовских спален, Слово пакостное «Хозяин» Выбирается из глубин… Многое из того, что сказано Мариной Шамсутдиновой о нашей Родине, воспринимаешь как собственную не до конца обретенную правду. Мыслеобраз такой яркий и такой родной, что испытываешь буквально радость и муки сотворчества: У России хребет железный, Костяная нога, руки-крюки, Убивать ее бесполезно, Ее душу отмолят старухи. Марина бесстрашна, но не бесшабашна, категорична, но справедлива. Парадигма ее ценностей обозначена недвусмысленно. Мы имеем дело с ответственным автором, строго следующим «закону, им самим над собою признанному» (А.С.Пушкин). И этот закон таков: «Для меня в творчестве нет никаких ограничений, я не связана никакими литературными групповыми обязательствами и запретными темами. Есть только понятие соразмерности и смысловой оправданности. (М. Шамсутдинова) Мы русские, в нас совесть через край, Мы сделали победным месяц май, В своей стране живём, как в оккупации, Пора нам выходить из резервации. Долой инопланетное вторжение! Я первой выхожу из окружения. (М. Шамсутдинова) Кто «вторая»? Марина Сагитовна Шамсутдинова 18.11.2017 15:05 Заявить о нарушении
книга выйдет к новому году... подпишу тебе,Жанна, и отправлю в Иркутск )))
Марина Сагитовна Шамсутдинова 18.11.2017 15:07 Заявить о нарушении
Надо думать, это всё цитаты из рецензий. Но даже Блок не называл себя Александром Вторым, хотя имел полное право считать себя наследником Пушкина. Впрочем, не одна я люблю дразниться...
Жанна Райгородская 19.11.2017 05:09 Заявить о нарушении
Перейти на страницу произведения |