1
Над каждой истиной, в любом движенье уст
Есть недосказанность, есть предопределенье.
И их открыть однажды я боюсь,
Играя древней книгой откровенья.
Что делать с правдою? Кому ее отдать?
В каких ларях хранить от жадных взглядов?
Где сил найти, что бы ее принять?
И дальше жить, без страха, с нею рядом?
Слаб человек, и цепочкой веков,
Заплетены испуганные лица…
Мы цедим яд немого отрицанья.
И в искренней браваде наших слов,
Во временем истраченных страницах,
Таится ироничное молчанье.
2
Таится ироничное молчанье
В твоих признаньях радостных и звонких.
Ты веруешь в высокое призванье,
Ты призываешь истину – ребенка.
И с легкостью, не виданной доселе,
Пронзаешь жизнь своим блестящим словом,
Вскрывая дни, бутылки и постели
Счастливой одержимостью святого.
Твой путь широк. Он манит горизонтом.
Здесь каждому найдется оправданье.
Здесь тысячи еще свободных мест.
Но мы привыкли в дождь ходить под зонтом.
Мы приняли закон существованья –
Зачем, мой друг, срывать покров с небес?
3
Зачем, мой друг, срывать покров с небес?
Достанется ли сил на все покровы?
Твой Бог в тебе, и рядышком твой Бес –
Осколки первого, единственного слова,
Произнесенного в унылой пустоте,
Открывшего все признаки и знаки,
Отдавшегося вечной суете,
Потерянного в бесконечной драке.
Но слово есть, и в нем, как в янтаре
Ты от начала дней застыл безмолвно…
И над мирами тишина повисла.
Кровь глупых жертв, как ржа на алтаре,
Как оправданье цели безусловной,
Зачем теряться в лабиринтах смыслов.
4
Зачем теряться в лабиринте смыслов?
Не проще ли снести преграды стен.
Налечь всем вместе, дружно и плечисто,
В счастливой жажде светлых перемен.
Мы победим! Я знаю. Мы сумеем!
Нам волю дай – дойдем до облаков.
И там поля небесные засеем,
Картошкой и морковью с буряком.
Когда ж мир сдастся и падет к ногам,
И мы комбайном соберем ответы,
Три урожая сняв с седых небес.
К виску поэзии приставив свой наган,
Процедит дядька, сплюнув сигарету:
«Ты ищешь тайну? Требуешь чудес?»
5
Ты ищешь тайну? Требуешь чудес?
Неугомонно припадаешь к сути?
Но где твой свет? Колышется окрест
Бессмысленная дымка донной мути.
На всех дорогах, чьи – то патрули
Хранят святыни от прикосновенья.
И жгут мосты, и топят корабли,
Во славу драгоценного сомненья.
Как безнадежен горестный итог.
Мир белых пятен множится всечасно,
И небо крышею глухой нависло.
Но в странном опьяненье беглых строк,
Едва держась на острие опасном,
Ты проникаешь в сны, слова и числа.
6
Ты проникаешь в сны, слова и числа,
В тумане сигарет смакуешь терпкость вин,
Рисуешь на салфетках тени смысла,
И ждешь, когда откроют магазин.
Что бы купить недельные запасы
Лекарств от беспробудья суеты,
Бесстрашно обменяв у строгой кассы
Последний грош на пьяные мечты.
Бокал твой полон. Выпить это средство,
Как каплю Леты опрокинуть внутрь,
И все забыть. Здесь память ни к чему.
Уснуть в прихожей, позабыв раздеться,
И повторять сквозь сон кому – нибудь:
«Не жди ответа, вперив взор во тьму…»
7
Не жди ответа, вперив взор во тьму.
Нет дна у ночи. Черные вершины
Пронзаю небо. Только никому
Не покорить их темные причины.
Надгробье города вросло в граниты снов,
И свет окон сплетается венками,
Качаются осколки вечных льдов
На узких улицах, меж мертвыми домами.
Вопросы фонарей, пронзив асфальт,
Разбрасывают искры безнадежно.
Погибли рифмы под ножами прозы.
И замерших небес кровавый скальп,
Который раз ведет дорогой ложной…
Неискренни хрустали высей звездных
8
Неискренни хрустали высей звездных,
Вдруг млечный путь взорвется, как метель,
Миры смешаются в спиралях невозможных,
Все корабли отыщут брюхом мель.
Вода и твердь подымятся волнами.
И будет ночь. Ночь будет без конца.
Я закричу: «А что же станет с нами?
Я требую ответа у творца!»
Законы, аксиомы, теоремы
Закончат быть. И всадник энтропий,
Сожмет все сущее в безжалостной руке.
Я не дождусь ответа. Что мы? Где мы?
И где искать обещанных мессий?
Мир одинок в своей немой тоске.
9
Мир одинок в своей немой тоске.
Здесь встреча лишь причина для разлуки.
Мы копим вещи и уходим налегке,
Мы жаждем музыки, а получаем звуки.
И судорога сводит наш покой,
И призраки ступают в наши спальни.
Кто обещал, что в мире есть любовь?
Кто говорил, что нам доступны тайны?
Как анатом нас вскроют времена,
И станет плоть и кровь – вином и хлебом,
Нас спрячет жизнь в дорожную суму.
И лишь один очнувшись ото сна,
Сумеет встать перед насмешкой неба,
Упрямцем, что презрел свою тюрьму.
10
Упрямцем, что призрел свою тюрьму
Я б стал давно. Но призрачно – нечетки
Холодные, железные решетки,
И где они, никак я не пойму.
Я бьюсь о стены, но не верю в стены,
У нас здесь принято их называть судьбой.
Я пью забвение, я вспарываю вены,
Я презираю тех, кто схож со мной.
Мой каземат наполнен пустотой.
В моих стихах застыла безнадега.
Воды горячей нет. ЕЕ заменят слезы.
Отдайте мне мой ключик золотой,
И, дверь открыв, я встану на дорогу,
Отринув ужас предсказаний грозных.
11
Отринув ужас предсказаний грозных,
Ты шествуешь сквозь время и миры.
Срываешь упоительные розы.
Устраиваешь буйные пиры.
Идешь до дна. До жадного похмелья.
Исследуешь сады и города.
То, упиваясь сладостью безделья,
То, предаваясь радостям труда.
Но, вновь и вновь, все жестче, все яснее,
Ты ощущаешь шеею петлю,
И замираешь рыбой на леске…
Но, каждый раз, вдруг разум твой трезвеет,
И ты уже не знаешь почему,
Ты все же строишь эти замки на песке
12
Ты все же строишь эти замки на песке.
Все верою скрепляешь эти стены.
И бьется жадно жилка на виске,
И боль творенья наполняет вены.
Беснует море. Алчущий прибой
Сметет песчинки в бездны голубые,
Но ты увлекся странною игрой,
Ты стал иной, неведомой стихией.
Кто победит? А важен ли ответ?
Над битвой сил другие спят законы,
Они не знают целей, смыслов, чувств.
Лишь мы раскрасим их в привычный цвет.
Разделим их на берега и волны…
Заведомая ложь сладка на вкус.
13
Заведомая ложь сладка на вкус,
Так лги же мне с восторгом Афродита.
Пусть поцелуя яростный укус
Наполнит кровь надеждой ядовитой.
Пускай объятий лживое кольцо
Соединит два тела на мгновенье,
И пусть ее холодное лицо
Пронзит слепая мука наслажденья.
О, лги же мне! Я пьян! Все – пустота.
Мне нужен сон. Меня пугают тени.
Заполни ледяную тьму сознанья…
И вот в который раз все канет без следа.
Спасая нас от страшного прозренья,
Солгут пространства, боги, расстоянья.
14
Солгут пространства, боги, расстоянья,
Солгут часы, пророча утро нам.
И ты солжешь, с улыбкою печальной,
Меня, оставив на расправу дням.
Унылым дням, с незрячими глазами,
Унылым людям, ищущим следы,
И бытие жестокое, как пламя,
Войдет в мой полдень привкусом беды.
Заброшенный, ненужный, обреченный,
Я превращуся в одного из многих,
И ласково – насмешливый Прокруст,
Соединит меня с толпою темной,
И я забуду миг, когда таились Боги,
Над каждой истиной, в любом движенье уст.
15
Заведомая ложь сладка на вкус.
Солгут пространства, боги, расстоянья.
Над каждой истиной, в любом движенье уст,
Таится ироничное молчанье.
Зачем, мой друг, срывать покров с небес?
Зачем теряться в лабиринтах смыслов?
Ты ищешь тайну. Требуешь чудес.
Ты проникаешь в сны, слова и числа.
Не жди ответа, вперив взор во тьму,
Неискренни хрустали высей звездных.
Мир одинок в своей немой тоске.
Упрямцем, что призрел свою тюрьму,
Отринув ужас предсказаний грозных,
Ты все же строишь эти замки на песке.