* * *
Уже ночь. Я сижу за столом. За окном
темнота тоже, вроде, сидит за столом, Но, хотя,
это мне только кажется - черным стеклом
отражаюсь лишь я.
Так мне кажется. Но как-то странно ведет
себя тот, кто меня отражает, при этом еще
он, меня отражая в окне, своей жизнью живет
за мой счет.
Это как же понять? Отраженье дано
только мне, а не я отраженью. По праву чьему
то, что там от рождения отражено
я менять не могу...
Нет, так дальше не будет. Решаю здесь я.
Ночь зачеркнута, окна отменены и темны,
и в клочки рву все доводы "против" и "за"
тех, что отражены.
***
Бьет ливень сплошным потоком
в закрытые окна дома.
Всемирным опять потопом
день начинается новый.
Но как ни кошмарно утро,
мы защищены с тобою
ковчегом тепла, уюта
и сонною тишиною.
Мы в трюмах его собрали
по паре всего, что нужно.
Там наши с тобою дали
и наши с тобою души.
И, суши во тьме достигнув,
мы новый народ расселим
по шифоньерам, книгам
и в теплой еще постели.
***
В стихах моих ночует Пастернак.
Он здесь располагается, как дома,
и стелит сам между словами, словно
он в этом доме жил еще до нас.
Он долго чистит зубы перед сном.
Потом по дому бродит, мне мешая.
Вставляет рифмы, мысли, объясняя,
что так намного лучше и притом
стихи свои ему напоминает.
Вот так. А иногда мой Пастернак
приводит в дом поэтов. Целый вечер
они, пьянея, произносят речи
о таинстве и остроте стиха.
Он оставляет на ночь их и ночь
становится кошмаром. Меж словами
спит Гумилев, как бегемот в саванне,
спит Мандельштам, как маленький сурок
и, как убитый, Игорь Северянин.
* * *
Необратимы повороты
судьбы. Но это не беда.
Мы дарственную на погоду
подписываем просто так
И уезжаем, не прощаясь,
за тридевять дождей. Потом
мы перепишем завещанье,
заверив суетой и сном.
Но все это потом. Сейчас же,
судьбе доверившись своей.
мы все выигрываем тяжбы
у перекрестков и путей.
Посвящение Эмме Синице
Я думаю, глядя под ноги на улицу Мира
о том, что любила и что никогда не любила,
о том, что хотела достичь. В одиночестве глупом
брожу, свои плечи руками и грустью опутав.
Брожу по бульварам Себя, заплетаясь и ноя
о бедной судьбе, о бессоннице и паранойе.
Я шизофреничка ХХ века. Усталость
в мои проникает уста, проникает в суставы,
в мое положенье изгоя и в мысли о прошлом.
Я думаю, это все выглядит душно и пошло,
почти нереально. Но все-таки это реальность.
Она, как Париж, выбирает не лучшую крайность,
а крайность меня... Но, я думаю, стоит немного
все пересмотреть, словно вещи в большую дорогу
и выбросить то, что уже обносилось до дырок.
Я думаю, глядя под ноги на улицу Мира,
что следует выбрать себя из огромного списка.
Пусть крайность. Пусть это немного по-свински,
но что же поделаешь. Необходимость покоя
лишает покоя... Я вычеркну твердой рукою
все то, что мешало, что было случайным и серым.
Я думаю, мне не хватало немножечко веры
в себя и в того, кто во мне без конца верховодит,
кто пишет стихи, кто потом незаметно уходит
и долго, неделями, не возвращается. Боже,
как было тогда безнадежно и дьявольски сложно.
Но все это в прошлом. Отныне я сны отменяю.
Я за равноправие ада и сладкого рая.
Я за полнокровное существованье, в котором
есть место унынию и, безусловно, восторгу,
есть время любви... Вдохновение скоро прибудет.
На Станции Утро уже собираются люди,
события, чувства и вот уже ближе и ближе
тот миг, что рукою и воображением движет.
"Париж"
Вечер над крышами удивительно рыж.
Наверное будет ветрено завтра.
"Извините, девушка, это - Париж?
Позарез надо...
Помогите потерянному найти приют...
что?.. да, вы правы - я сумасшедший
как и все.." Глубоко вздыхаю, потом по чуть-чуть
выдыхаю досаду, успокаиваюсь, становится легче
и не так достает этот шум. Стоишь
себе, наслаждаясь огромною ночью звездной.
"Извините, молодой человек, это - Париж?..
нет, я серьезно...
видите ли, я в некотором роде поэт.
пишу маленькие поэмы... так вот, мне надо...
нет, я не пьян... извините". Наверное весь белый свет
ополчился непреодолимою преградой
на моем пути. И только юркая мышь
рассудка сможет найти дорогу.
"Извините, товарищ милиционер, это - Париж?
Да? Слава Богу".
* * *
Дождь льет за окнами. Похоже,
он разрешил свои сомненья
и лупит, полон сил, по роже
однообразные строенья.
И, постепенно, заплывают
фасады серостью сплошною.
И даль теряется и тает
за ливневою пеленою.
А мы спокойны и беспечны
и, находясь внутри уюта,
латаем тишиной овечьей
дождем разорванное утро.
Нас не касаются разборки
между стихиями пустыми.
Мы не Ланкастеры и Йорки,
мы что-то среднее меж ними.
Дождям приходит окончанье,
но после, сны перебирая,
жалеем, как и англичане,
о том, что в стороне стояли.
***
В шесть утра после бессонной ночи
мысли не нужны. Осталось только
спать, еще раз спать и сон песочный
просыпать сквозь пальцы струйкой тонкой.
Мысли не нужны. Они бессильны
оживить мое воображенье.
Мысли, как гнилые апельсины,
брошенные в кораблекрушеньи.
Берега песочные, оставьте
дни на самой кромке побережья.
Мы придем, засыпав пол кровати
сном и наспех брошенной одеждой.
* * *
Мы привязываемся к людям,
потому что мы их не любим.
Потому что мы их жалеем,
вместе с ними грустим, болеем,
вместе с ними все страхи знаем.
Мы не любим, мы их ласкаем,
засыпаем для них, для них же
просыпаемся, пьем и дышим,
дарим им облака и дали.
Мы, о них беспокоясь, таем
потому что мы их не любим...
Потому что мы тоже люди.
* * *
Возвышенность не по карману.
Земное ближе и доступней.
Предпочитаю джаз Корану
и женщину идеям дутым.
Ценю реальность. Мне хватает
на это времени и денег.
Предпочитаю дождь Китаю
и сон подпольным заведеньям.
Не отступая ни на йоту,
все это мне необходимо.
Предпочитаю воздух меду
и губы голубому дыму.
И выбирая подешевле
земное бытие простое,
предпочитаю жизнь свершеньям
и нас надуманным героям.
* * *
Петля трамвайного тупика
всех ожидает в конце пути.
Но я ее избегаю пока -
я в состоянии сам дойти
до тупика.
* * *
Беда не ходит одна -
Куда ей одной-то справиться.
За нею идут всегда
огромные города
и маленькие случайности.
И не заговорены
мы колдовским искусством
от слякотной той зимы,
от грусти и от безумства
земли.
* * *
Как танки, промчится гроза над домами,
топча посторонние звуки и тени,
чтоб вновь за спиною с гранатою встали
в окопах, звенящие силой капели.
* * *
Я, как нищий, приду на твою распродажу.
За бесценок, за гроши, за так. Просто так
посижу, посмотрю, не участвуя даже
в распродаже, вернее, в покупке тебя.
Ты пойдешь по цене унизительной очень
для твоей красоты, для твоей доброты.
Ты - по глупости - будешь оценена точно
лошадь, так и не взявшая приз.
* * *
Лошадь тумана,
уткнувшись в окно,
жует золотое сено огня.
Я засыпаю.
Мимо меня
проходят ресницы,
опуская на дно
бессонницу корабля.
Дождь
1
Скажи
КАК
начинается небо
КАП
становится синим
КАП
зеленым
КАП
желтым
2
Осанна грачу, намокшему под дождем!
"Осанна!" - подхватывает дворовый пес.
"Осанна!" - подхватывают дети
и долго смотрят вслед улетающей птице.
3
Кроме кристаллической решетки дождя
я нашел в шкафу еще ДНК
майского жука.
4
Четырнадцатое ноября
тысяча девятьсот девяносто пятого года.
Вторник.
Дождь.
Нашатырнадцатое инсулинобря
спиртысяча диазот сульфотого йода.
Фторник.
Дождь.