В бинокль не слышно.
Какие бы линзы...
Какие бы фразы
там, в окнах напротив,
махая руками,
не произносили,
какие бы вазы
не били.
А может быть издали
их наблюдая,
как юные идолы
немолодая
особа
придумает быль
про себя молодую
для толстых соседок,
для лестничных клеток
сырого беззвучья.
Придумает правду
про то, как любилось,
про сколько сервизов
хрустальных побилось
и охнет толстуха
соседка
подруга:
Скажите намилость!
Мы так целовались,
во всю целовались,
в засос целовались.
По сей день не знаю,
как живы остались.
Он был капитаном
с блестящим наганом,
а жил в коммуналке.
Курил папиросы,
когда все соседи
дымили цигарки.
Где те офицеры, -
с тоскою промолвит толстуха.
На память - бинокль.
И канул. Ни слуха, ни духа.
1985