Метель.
Крестины чада Береговских.
Семитских тропок
теплая земля.
Наигрывает скрипочка
родное.
Ах вейзмир, мамэ, вейзмир...
Из жидовских
вместительных
и хитрых закромов
форшмак, морковный цимес
с черносливом-
хватило бы
на несколько домов
на свадьбы и поминки—
лейках, кнейдлах,
жаркое из крольчонка,
мармелады,
мозаика мороженого,
торты-
старались угодить
все рестораны-
"Гранд опера", "Кармель"
и "На Монмартре",
где заправляет
фарисей ЛазАр.
Да вот ведь горе-
крестится младенец,
но это ведь не значит
то, что он
не будет
мудрым спорщиком в беседе.
Он розовый,
как леденец клубничный,
лежит в своей обертке
и рыдает.
Потянется за вычурным бокалом
рука с огромным перстнем-
сладкий миг-
младенец растянул
свой глупый ротик
зевнул и улыбнулся,
сам не зная
чему.
В соседних комнатах шумели-
За малыша!
За нас и за метель!
И праздника
вступительная часть
ничем не отличалась
для него
по звукам
от посольского приема . . .
На стекла надышал
холодный ветер.
За куполами
высился Сбербанк.
К нам едет
на лендровере
Басаев и аль-Хатаб
торопится
к нам в гости.
Метель.
Над русским городом
метель.
От близости
опасного соседства
поморщился
христианин-малютка.
Он знал,
что круговерть
ему однажды
перепоручит
чувство несвободы
и дар не забывать
лица Иуды
и слов Христа
уже не брать в расчет.
Расхваливают
соус из шпината,
цыпленка,
фаршированного сладким
гранатом,
и селедку,
в кольцах лука,
и блинчики,
и крупную икру.
Светло и так спокойно,
а снаружи
метель.
Неукротимая
метель.