Я проснулась в 4.10 утра от острой боли, и поняла, что самые долгие девять месяцев тоже когда-нибудь кончаются. Твой папа спокойно встал, запихнул в меня яичницу... Потом вышел на улицу и поймал проезжавшую машину. Мерседесы у нас тогда ещё под окнами не ездили, и эта маленькая машинка с трудом втиснула нас в себя. Как мы ехали в роддом - не помню. Помню только, что один раз стало очень больно, и я укусила папу за плечо, чтобы не раскричаться.
...Доктора в серых халатах, я поднимаюсь по ступенькам, и... первые звуки гимна. Шесть утра.
Врач сказал, что роды, скорее всего, будут с осложнениями, и подчеркнул красной чертой в моей медицинской карточке "ягодичное предлежание".
В 7.50 мой огромный живот заходил ходуном, а я только башкой кручу, глядя на него :"Ну, думаю, сейчас лопнет от натуги." В это время мимо меня идет старенькая, сухонькая нянечка, и говорит:"Смотри, смотри - крутится!" Я :"Куда?" Она:"А куда надо." В это время эта громадина - живот принял новое положение и я пошла рожать на стол. Врачи были предупреждены и моими бумагами и по телефону из приемного покоя, что у меня сложный случай и вдруг - ты пошла головкой. Кто-то тогда сказал :"Перевёртыш! В последнюю минуту, а сделала как надо!".
Вдруг стало совсем не больно, и я помню, как подумала: "Да ведь я же мужу, наверное, пальто прокусила, пока ехали...".
Ты уже смотрела на свет божий и не хотела плакать, хотя тебя и шлепали. Хорошая. Улыбчивая (но это уже после). Я не верю, что новорожденные не видят. Может быть, не четко, но видят..
А палец в рот ты засунула первый раз, когда тебя пеленали при выписке.
Спросишь, перевёртыш мой, зачем я тебе это рассказала? А просто так - чтобы ты знала.
А то меня не будет - кто тебе расскажет?