Над ленинградским Петербургом
Стоял сентябрь, и стало быть,
Злясь на луну, волкам и пургам
Еще два месяца не выть.
Ты плелся с каторги подённой,
Незрячий, в злачные места
И выпил спирт неразведенный
У разведенного моста.
Внезапно дух захолонуло,
Вниз потянуло, как петлей,
И ты, навроде рыбы снулой,
Расстался запросто с землей
И, бултыхнувшись с парапета,
Ты, захлебнувшись, лег на дно...
В перепетии перепетой
Одно лишь новенькое но:
Сквозь призму волн был бакен виден
И киль, скользивший высоко,
Как будто ты не Мартин Иден,
А новоявленный Садко!
Где ж водяные? где русалки?
Сокровища, каких не счесть?
Лишь две плотвы играли в салки,
Да искореженная жесть.
Зато монет кило + триста
Нашарил, ползая впотьмах:
Мельчают гости "Интруриста",
Увы, не Ротшильда размах!
Уж ты б с червонцами пригоршню
Швырнул с причала в птичий гам,
Чтоб век спустя, подобно поршню,
Вернуться к милым берегам.
Ох, эта невская водичка!
Дерет, как спирт, как сто заноз.
Видать, права была медичка,
Что в ЛТП вела гипноз:
"Не пьешь - удельный вес уменьшен".
Что ж рыбе - в хоровой кружок?
А от безденежья и женщин
Куда ты денешься, дружок?
Утопленник! Утопий пленник!
Задёрни трауром трюмо
И не ищи наверх ступенек,
Покамест плавает дерьмо.
Подводное теченье - сила,
Пускай несет, ему видней.
И где и как тебя носило,
Не вспомнишь...
Через пару дней,
Как вражеская субмарина,
Всплыл в проруби, незнамо где,
И вдаль белее поморина
Поплелся в стуже и нужде,
Цыганке близ Даугавпилса
Шепнул, ладонь посеребря:
"Эх, мама! До чего ж допился -
Снег в середине сентября!"