* * *
Мать живёт в другом конце города, не хочет
меня видеть и копит себе на похороны (чтоб
всё было по-людски).
Любимая сказала - не любит больше. Что я
могу сейчас, если не мог и раньше? (Она
также несчастна с другим, как и со мною).
Душа обезлюдела, и я чувствую - мне немного
осталось. Небриты и краснорожи придут тогда
белые ангелы. Нет свыше власти над ними,
потому презирают они человека и знают как
бить вернее. Но со мною хлопот не будет:
ну воет зверь на луну, и только. Денно и
нощно на луну воет... Ведь не буйный.
А матери, конечно, скажут. И она навестит,
конечно (так она понимает материнский долг).
И будет рыдать пред лицом идиота: "Я столько
в него вложила, я отказывала себе во всём..."
- (и это правда!) - и уйдет, рыдая над своею
загубленной жизнью... Ещё бы! Она ведь хотела
сына трудолюбивого и целеустремленного,
твердую опору немощной старости...
А на родственных сборах, где приличия ради
мы появляемся вместе: "Лень одолела," -
так она жалуется на меня, - "ведь в школе
твердила, в институте: учись, учись, будь
вежлив с начальством, не лезь на рожон,
хорошо кончишь - хорошо устроишься, женишься
(красота - не главное, лишь бы любила),
буду внуков нянчить... А что теперь?.."
И двенадцать болванов, удрученно кивая головами,
поддакивают - буу... буу... буу...
"Дура!" - хочется крикнуть - "Заткнись!"
Но воспитание не позволяет.