И вовсе была не твоей половинкой та девочка в кедах и синем плаще,
застрявшей смешинкой, подтаявшей льдинкой, а если поближе – не льдинкой вообще.
А если поближе – горели ладони и сердце стучало с твоим в унисон,
И руки дрожали, как в кузнице кони, где ковалем – ты был, а я – бубенцом.
А если была и твоей половинкой та девочка в шортах на белой корме,
Пустой камышинкой, сухой шебуршинкой, она всё равно и вернулась ко мне.
Не месяц медовый, а август бредовый был нами разменян на мелочь словес.
Но разум пудовый, как панцирь ледовый на землю низверг с финикийских небес.
А если тебя невзначай обманула – крыла распусти, не грусти и лети!
Турецкой скворечницы зоркое дуло мне в душу задуло случайный мотив.
А если и был он моей половинкой, тот мальчик занудный (шалом, друг, шалом!) –
Чубушник цветущий шепнул под сурдинку, что жизнь веселей, если брать на излом!