Мы приняли яд. Летчик с простреленной грудью не требовал денег. Застрявшая кость в умолкающем горле просила воды. 30 капель слюды перепутали логику. Не поставленный мат черных клеток размером с гектар постоянно гудел поцелуем москита.
Мы скитались так долго, что движение яда казалось почти неподвижным. Летчик требовал пить. Бутерброды с тунцом приводили его в состояние транса. Я пыталась смеяться, но мой рот был зашит клятвой Духу молчать.
В книге, которая знала наш шаг наперед, отыскать что-нибудь о крадущейся смерти удавалось слепому. Он читал между строк. Если летчик с простреленной грудью не спросил бы про яд, мы наверно не умерли. Ляг со мной, Боже.