Первый диссидент

Иной
            
             -1-

       - …Ты прав, я был там бард опальный,
       актёр, строптивый и скандальный,
       поэт, не в меру нелояльный,
       задирист, смел, в угоду моде,
       насмешлив, дерзок, неугоден.
       Но нравы были либеральны
       и не был приговор жестоким, -
       считать бездарным лжепророком
       и - с глаз долой. Как жест прощальный,
       пинок под зад был груб слегка, -
       (вон из родного кабака!) -
       и вот теперь я за Стеной,
       согревшись жалостью чужой,
       свободный, лишний, пьяный, злой,
       хоть на лопатках, но – герой.

- Да, в чём-то схожи мы судьбой,
случайный собутыльник мой,
и всё ж, приятель по пивной,
ты должен знать, что род людской,
тебя, меня и нам подобных,
непонятых и неудобных,
клеймит насмешливо, жестоко,
и это - правило,
кого шутом, кого пророком,
но чаще - дьяволом,
любого, между прочим, рода, -
врагом небес, врагом народа,
веры истинной, свободы,
антихристом, антиподом,
анти-чем-то-где-то-в-чём,
врагом всего людского рода,
а также - классовым врагом.

       - Но ты ведь, говорят, к тому ж,
       ещё и погубитель душ,
       и скупщик их бессовестный, -
       богатством, славой и удачей
       готов платить…

- И много трачу
на эту груду антиквара,
коллекцию людской вины,
но вот задача, -
уж чересчур коварным
должен показаться
смысл пропасти
между никчемностью товара
и непомерностью цены.

       - Вдобавок, ты же искуситель,
       и совратитель, и растлитель…

- Каких-то истеричных дур,
хоть из семей приличных,
не то Тамар иль Маргарит,
иль как их там,
что просто нелогично, -
признаться, весь этот бедлам
не очень злит,
пожалуй, где-то даже льстит.

Но из-за злых и лживых сплетен
я растерял всех, с кем дружил, -
таких врагов себе нажил,
такие головы вскружил,
и так скандально стал приметен,
что вскорости прослыл
вселенским духом лжи и зла…

       - Причём, в обличии козла -
       копыта, безобразный хвост, рога…
       Портрет, признаться, незавидный…

- Вот это, милый, и обидно.
Ну, надо же придумать так,
и пялится народ-дурак…

       - Но это - мелочи, пустяк…

- Так ведь неловко, стыдно,
и незаслужено, -
ведь даже ты, что так умён,
хвоста на мне не обнаружив,
был удивлён.

       - Итак, ты стал всеобщим пугалом.
       Все против, все подряд, все заодно,
       всё валят на тебя, обруганного…

- А это пошло, тон дурной, и - не смешно!
Ты, верно, думаешь, родимый,
вот дурит, супостат, меня,
так много дьявольского дыма,
и без огня?

       - Так было дело? Не без того?

- Но началось-то всё - с чего?

             -2-

Да, я был против Плана.
При всей ослепительной его безмерности
я видел в нём изъяны недостоверности,
неопределённости зловредной роли,
зависимости всей затеи
от рулетки
распоясавшейся свободной воли
и разыгрываемых в ней
небесных и земных путей.

Да, я был против Плана. Даже упоминания
в нём не было, -
как ограничить хоть в чём-нибудь
страдания
приручаемой в земном загоне
к урокам Божьего Закона
породы мыслящих двуногих,
избранной им среди многих
причудливых его созданий,
рассеянных по мирозданию.

       - И всё ж, как мог ты осудить
       Творение?
       Как мог ты против быть
       Возникновения?
       Ведь Божие законы
       для Господа не писаны,
       как и для земных учёных
       в их опытах над крысами!

- Так, значит, на него я -
лишь клевещу?
Я козни строю,
хитрю и мщу?
Я говорю от злости
и бессердечия…

А зря, ведь просто
я – дух противоречия.

Но это так лишь потому,
что против я всего,
противник я всему,
в глаза и за глаза,
но только, когда другие – за!

Чтоб мысль сонную растормошить,
чтоб смыть всю ржавчину с сознания,
до боли чувства заточить,
здесь нужен я, - как полюс отрицания.

Стареющую душу
из сладостных помоев самомнения
вытащу на сушу
я - дух сомнения,
дух неуверенности,
дух малодушия.

Предохраняю от гниения,
коросты твёрдых убеждений,
слепой послушности,
от мании повиновения,
аллергии предубеждений,
синдрома веры простодушной.

             -3-

       - Реклама превосходна, вне сомнений.
       И всё ж, какая выгода от этого народу?

- Бывает, посещаю мимоходом
особо трудных пациентов,
и знаешь, поправляются мои клиенты
по окончании обхода.

Вот, погляди, уже ворочается
там, на дыбе бессонной ночи
среди простынь сухих и мятых,
непроницаемый когда-то,
а ныне - весь с собой в раздоре,
судья - пред подписаньем приговора!

И мечутся, разодранные в клочья,
стихи самовлюблённого поэта!

А бравый генерал, всех звавший к бою,
уже не кажется таким героем,
растеряно бродя по кабинету.

И опускается рука
с зажатым пистолетом
с виска
бедняги – игрока.

А этот, - счастливчик, весельчак,
везучестью вгонявший всех в тоску,
внезапно сдавши, просто так,
подносит пистолет к виску.

А вот они, - особенные,
редкая особь
исторических особ,
очень приспособленных,
и на всё способных, -

страстью к власти одарённых,
неизменно непреклонных,
несгибаемых таких,
сроду не сдающихся,
никому, ни при каких,

даже мне не поддающихся,
и учащих других,
что и как,
а если что не так,
то почему так нужно,

а главное, что дружно
за собой толпу ведущих
к очень важному,
зовущих,
делать что-нибудь такое,
очень нужное, большое,
для чего-то, впереди, вдали,
или у себя, здесь,
в глубине, внутри,

и за это беззаветно
всё отдать, всего себя,
и безответно
всем пожертвовать
ради и во имя
этого
самого,
светлого,
святого,
заветного,
ведущего дорогою прямою

в дерьмо очередное,
которое я им готовлю
с особенной любовью,
чтоб окунуть их с головою
в своё, родное...

       - Постой, но ведь в глазах людей
       тебя всё это губит…

- Увы, народ, он - дуралей,
и он меня не любит.

          -4-

- Да и за что меня любить? -
ведь сам не в силах я
что-нибудь творить,
что-то путное создать,
и все мои усилия –
 
только б насолить,
только б оплевать, -
только зубоскалить
над святынями готов,

загадить пьедесталы
прославленных столпов,
разъедать основы
незыблемых основ, -

на всё это готовы
мной вооружённые
до коренных зубов,
пятые колонны
внутренних врагов
совести их усыплённой,

врагов смертельных нарцисизма,
которого так не терплю
я - демон скептицизма,
что алилую никому не пропою,
даже себе, тем более – Ему.

А Он и не в обиде
на дьявола придворного,
шута его бесстыдного,
кто прихоти его,
и очень даже спорные,
так рьяно исполнял
с немыслимой проворностью,
что репутацию свою,
и так-то незавидную,
надолго подорвал,
когда огласку получило
дело Иова,
мученика святого,
безобидного,

а, между прочим,
я-то лишь приказы исполнял,
послушно,
по малодушию,
но кто сегодня станет слушать,
кто их отдавал?

       - Вот тут, должно быть, ты серьёзно оплошал.
       Секреты высших сфер, и ты их разглашал?
       Могу себе представить, как Он осерчал.
       Такому, видимо, и не было примера.

               -5-

- На этом кончилась моя карьера.
Я был им сослан
на периферию,
не то заведующим,
не то премьером,
самого сомнительного заведения
во всей его Империи,

и вот - концлагерь бесконечного размера
для душ дурного поведения
был отдан мне им
в вечное владение.

За службу беззаветную,
бесцельную тяжбу,
за дружбу безответную,
за честную вражду,

вот она, награда –
стать владыкой, заключённым
и исчадьем ада,

мишенью для искусных
стрел карикатуры,
плодом злым их искусства
и литературы.

Вот так, - взгрустнулось, как всегда,
как вспоминаю те года.

Но ты, гляжу я, весь в сомнениях, -
ах, Боже, кто же он такой,
какой-то псих,
и вдруг пристал, и где? - в пивной,
вот невезенье,
и развелось же их,
ну, просто не пройти, - ужасно,
а может, аферист опасный,
ведь слышал о таких…

       - Зачем же так, вот это ты напрасно.
       Поверь, я твой сторонник страстный
       и верный почитатель…

- Не надо сочинять, приятель.
Неважно, кто я. Ты – писатель.
Хочу, по слабости души,
чтоб знали правду обо мне.
О том, что слышал, - напиши.
Я откровенен был вполне.

Пожалуй, уже поздно, мне возвращаться надо.
Прощай. И вот ещё, дружок, насчёт награды.
Извечная проблема, ну просто нету сладу,
Как много выдумок на этот счёт я слышал…


- Он встал, взглянул на бармена и вышел.
И больше он не появлялся. А я остался.
Я был тогда, мой друг, растерян, озадачен.
Потом решил, - ну ясно же, ведь он меня дурачил,
и весь его рассказ - лишь бред собачий.
Да разве может быть иначе?
Но только вот с тех самых пор я пиво пью лишь в этом баре.
- Вас счёт оплачен, -
так каждый раз мне заявляет бармен
и смотрит на меня с вопросом и тоскою.
Такая вот история случилась здесь со мною.
Ну как, дружище, пиво? Не правда ль, неплохое?