Последний тост - Прощание с Россией

Иной
Какая пакость – юбилеи.
Шлепок приятельский по дате.
Букет с повесткой о расплате.
Медаль пудовая на шее.

Как жалят жалостью нас мифы,
как жжёт расхожее сужденье,
что достиженье круглой цифры
и в самом деле – достиженье.

И всё же. Стоит только нам
прикинуть счёт своим летам
и обнаружить, что они
пяти иль десяти сродни,
и - всё, мой друг, ты вдруг - не тот. –

не пень, бездельник, идиот -
для любящей жены своей,
не нудный, старый дуралей -
для обожающих детей,
не неудачник, мямля, псих -
для преданных друзей своих.

Трудясь без радости, души,
(месть за их щедрые гроши),
муж славной, лишь больной жены,
всегда виновной без вины,
детей задёрганных отец,
и сам издёрганный вконец,
пусть этот день один. Он - твой.

Итак, сегодня наш герой,
устроив на день перемирье
в унылой, будничной войне,
в своей двухкомнатной стране,
в своей двухкамерной тюрьме,
навек в пожизненной квартире,
невольник, царь, злой чародей
семьи истерзанной своей, -
сегодня любит всех людей, -

пивка холодного добрей,
червонца лишнего светлей,
в кругу нагрянувших гостей,
родни почтительной своей,
детей, соседей и друзей -
справляет нынче - юбилей.

Не тот, конечно, юбилей,
где фимиамы, где елей,
где когда надо, обожают,
и где в президиум сажают,
друг другу низко угождают,
и орденами награждают
бог весть уже в который раз, -
но это, впрочем, не про нас,
и не про то здесь наш рассказ.

Здесь всё и проще, и наивней,
и в грёзах предо мною встал
непритязательный, но дивный
и сердцу милый ритуал.

Вот - гость, смущённо ухмыляясь,
и в комплиментах рассыпаясь,
одновременно разуваясь,
вручает непременный дар, -
забавный, купленный с душой -
пустяк, но в меру дорогой
и дефицитный промтовар.

Вот - женщины, воодушевляясь,
в ароматических парах,
рассевшись сладостно, лениво,
щебечут весело, игриво
о милых дамских пустячках.

О методах оптимизации,
об алгоритмах реализации,
о подготовке диссертации,
как лучше заточить ножи,
как печь съедобные коржи,
как надо строить гаражи,
и в сладком, пылком возбужденьи,
с утробным, тайным вожделеньем,
о том, кого, и с кем, и как -
повысили на четвертак.
О жалкой участи своей,
о злостной вредности детей
и о никчемности мужей.

Меж тем, собравшись в круг, мужчины,    
расследуют причины,
нарочно или невзначай
вдруг ощетинился Китай.
Какие новости в хокее,
что слышно с выездом евреев,
о вспыхнувшей кинозвезде,
об окружающей среде,
и что с озоном – впрямь дыра? -
что говорят из-за бугра,
но что от напастей и бед
спасёт нас всех трусцою бег.
Когда ж наскучило витать,
с привычным упоеньем
сменили направление
и стали жён своих ругать.

Но мы забыли про хозяйку.
Она, как пчёлка хлопоча,
с гостями мило щебеча,
попутно на детей рыча,
добра, пленительна, нежна,
с усталости томна, бледна,
к тому ж порядком голодна,
разнарядившись в пух и в прах
и еле стоя на ногах,
рискуя шлёпнуться об пол,
готовит пиршественный стол.

Ах, этот стол! Какой поэт
бы мог воспеть тебя? Но нет,
и сам Гомер бы не сумел,
а только бы сидел да ел,
кляня богов всех в богомать,
за то, что лишь один желудок
сумели человеку дать.

Ах, этот стол! Чего там нет!
Графинчик со слезинкой,
огурчики с кислинкой,
солёные грибочки, -
мои родные дочки,
для вас сложу сонеты,
сметанные лангеты, -
не раз в своих молитвах я
упомяну не в шутку,
тебя, непозабытая,
пупырками покрытая
и соками политая,
с яблочками утка!

Да к чёрту всё, нет мочи жить,
хоть слюньки дайте проглотить!

Но хватит больше о еде.
Пока об этом говорили,
мы много тостов пропустили.
За что здесь пили? –

Как обычно,
за то, чтоб всё было отлично
у нашего героя,
за то, чтоб был здоров и бодр,
и чтоб по долголетию
поставил бы рекорд,
за родителей, детей,
и чтоб всё было О Кей.

Да, я там был, и много пил,
и по усам моим текла
вина игристая струя.

Что вам сказать, мои друзья,
здесь некогда бывал и я,
но - вреден север для меня.

Но хватит грусти, прочь, печали,
и если все и всё сказали,
позвольте вы и мне привстать
и слово скромное сказать.

За вас за всех я пью, друзья.
Я знаю, сколько бы ни стали
свою судьбу мы заклинать,
нам всё равно не избежать
ни нездоровья, ни печали.
Не лучше ли за то лишь пить,
что в самом деле может быть?

За то, чтоб - чёрт вас побери -
вы все удачливее стали.

Чтобы поменьше уставали,
грехи былые искупали,
и много новых совершали.

Чтоб радости и испытанья
вы с близкими всегда встречали,
и с ними чтоб при этой жизни
вы навсегда не расставались.

Чтоб дети ваши утешали
и  радовали вас не раз.

Чтоб наш союз не был нарушен.
Ко всем чертям чтоб был разрушен
барьер, так разделивший нас!

Чтоб чуть получше стал тот мир,
в котором все мы обитаем.

И чтоб раздольным был ваш пир.

Ура! За здравие! Лехаим!

1978 г. 
Москва, перед отлётом, - как тогда считалось, - навсегда.