Теперь, когда эта звезда остыла и безжизненно вертится во Вселенной, как мертвое сердце забытого путника, уснувшего навек среди песков, теперь, когда тепло и свет ее не доносятся до меня больше, не давая уснуть ночью и заливая веки изнутри слепящим светом, когда утренний луч ее не обжигает меня, не успевшую проснуться и занять оборонительную позицию, теперь, когда покойный холод ее создает приятный полумрак, в котором можно так удобно устроиться, теперь, когда нет у меня больше звезды моей, что я могу сказать о ней теперь? Помню ли я еще дары ее, красоту ее, помню ли я ее молчание и ее лучи-улыбки, касавшиеся меня неожиданно нежно, грустно и страстно? Смогу ли я с точностью указать ее местонахождение, вычислить количество световых лет, которые мне потребуются, чтобы достичь ее, ткнуть пальцем, не глядя, как при ее жизни, в карту звездного неба и попасть в эпицентр ее сияния? Смогу ли я теперь восстановить узоры, которые рисовали синусоиды волн ее света, обгоняя друг друга, захлебываясь, ускоряясь и угасая? Помню ли я имя ее, лицо ее, свет ее?
Не помню я звезду мою, также, как проснувшись сегодня, не вспомнила своего имени и не узнала своего лица в потемневшем зеркале, потому что звезда эта – сердце мое, любовь моя, которой больше нет. Остывшее сердце – хуже, чем рана. Боль моя, не покидай меня. Зажгись, не отпускай, воскресни. Гори, гори, моя звезда...
осень 2000