Я зазря не чешу в затылке:
Что ни слово – то перл,
Только вот никого в Ахтырке
Не воспел…
Всё в Ахтырке нестойко и зыбко,
Но, как дикий девиз,
Хрустит улыбка
На зубах у девиц!
В полночь при мне – бутылка,
В полночь, пьяный, пройтись попрусь,
И качнётся во мне Ахтырка,
И очнётся во мне Бобруйск!
По тому, как пошита блузка,
Как ты ходишь и как говоришь,
Сразу видно, что ты – из Бобруйска,
А Бобруйск – белорусский Париж!
С полстакана налью с тоски я,
Вычисляя барыш:
Пол-Бобруйска, как ты – такие,
А Бобруйск – белорусский Париж!
Кто примлел здесь, в Азии,
Озирая сквозные края,
Для того и в родном безобразии
Живо хлещет струя,
Здесь пути не дано:
Здесь и пышный, и тощий
Выпадают на дно
Из общей толщи:
Днём – плач навзрыд,
Днём – даль не видна,
И маячит фанерный щит
На углу голубого дна,
Ночью – смех взахлёб,
И, как счастья часть,
Ощущает случайный жлоб
Свой червонец на чёрный час…
Клан за кланом, за кликой клика,
Но шатается пьяный скальд,
И спешит яркопёрая флика
На вечерний асфальт!
/март-апрель 1986/