Стареющий день осветил дно пустыни,
Печальный изгиб засыпающих дюн,
Застыл на земле морем вспученной глины
И мягко канул в прибережных волн шум.
Лишь шипенье песка, с сна поднятого влагой,
Мне напомнило то, что я видел в дали,
Потому я по-детски, наивно заплакал -
Я решил, что весь мир захлебнется в крови...
Но коварная ночь страх окутала мягко,
Колыбельную тихо запела земля
И вспорхнула луна, осветив неба бархат,
И застыла, качаясь, как свет фонаря.
Тихо вскрикнула даль, на серебный всплеск рыбы,
Покачнулась, вильнула, уляглась в горизонт,
Позевала немного роем звезд суетливых,
Что затеяли в небе свой смешной хоровод
И свернулась клубком, что б наплыл сладкий сон
Что безумно в пустынные дали влюблен...
Ночь летит полновласно, беззвучно, спокойно
Буд то нет ее края, буд то нет ей конца,
Но затлеет рассвет, и замечется тьма беспокойно,
То туда где рассвет, то туда где воссходит заря...
Все, прошла ночи власть, звезды меркнут, бледнея
Оставляя на сердце слой печали, тоски,
А младая заря распростерла телеса вольнее, -
Зачиная младенца от каменной тверди скалы.
Час пришел, подними за рождение чашу,
Над холодной горой заярился молоденький день,
Он пришел в этот мир, что б собрать все страдание наше
И в крови захлебнутся, угнетенный безумством людей.