Сквозь гибельных пророчеств жернова,
Сквозь шквал искусной лжи без всяких правил
Плетут часы из ветра кружева,
Чтоб знала прошлогодняя листва,
На что ее столетний клен оставил.
Все смелется: и ветки, и кусты,
В воде сгниют распластанные корни.
А ветер будет резче и задорней —
Широкий мост над прорвой простоты.
Однажды разорвется небосвод,
Разбуженный безумия огнями,
Подхватит воздух серый хоровод
Из серых облаков и мутных вод
И пустится вдогонку за тенями.
Они пройдут над каменной стеной
В замедленном видении и снова
Появятся — теперь уже основой
Бесстрашия под пляшущей луной.
Проявятся стволы в немой воде,
Привычной зыбью тронув сердце камня.
И долго будут чудиться беде
В еще одной испытанной судьбе
Прозрачные куски большого ставня.
И волны побегут над мутным сном.
Святая ложь — она разбудит честно
Умерших не безвинно, так безвестно,
Чтоб ключ отдать в столетии одном.
А робкий стук в запачканную дверь
Вдруг вырвет с мясом все надежды смерти
И бросит ее каменную дщерь
В родную чашу, где знакомый зверь
Ее, как жертву, вымученно встретит.
Откроются погасшие глаза,
Во взгляде шевельнется что-то робко,
И серая картонная коробка
Растает: в ней хрусталь и бирюза.