5.
Значит, так...
Клуб - это вовсе не клуб, а усадьба помещика Хворова,
из чего вытекает, что клуб хоть просторный, но все же достаточно старый.
Зимой, когда снегопады бесконечны, как разговоры
о колбасе и космосе, о выпивке и выплавке стали,
и ветер, пришедший из сальских степей, дома насквозь продувает, -
в общем, когда как сука взбесилась погода,
в клубе, где царствуют Слон и девушка Валя,
очень много народа.
Слон приподымет пухлые женские руки,
визгнет тарелка - как будто бы ей наступили на пятку,
альт-алкоголик издаст непонятные звуки,
скажет Синицын...
Но все таки - всё по порядку!
Значит, холёные кисти Слон приподымет торжественно,
объявив оркестрантам: "Моцарт, пожалуйста. Лунную",- и мысленно: оперетку.
Что за убожество - этих болванов учить Лунной божественной,
трижды в неделю являясь, как в органы на отметку!
Палочка дрогнет в руке...
Визгнет тарелка - как будто ужалили.
Елки-моталки! опять кобелю вечер под хвост, ладно бы первый, а то - который...
Снова никто не помер... Эх, темнота! Реквием не уважаете!
Нужно любить культуру, а не беречь пятёры.
Альт-алкоголоик пиликнет совсем непонятное -
личное что-то, почти неприличное, очень от "Лунной сонаты" отличное.
Ах, сокровенное, тайное, крайне приятное:
"Русская", лук на закуску, гурманам - "Столичная"!
Скажет Синицын...
Нет, это потом. А сейчас в комнате, где в полоску обои,
девушка Валя в чулках и жакетке холодной
(нас не поймите превратно: просто строка не вмещает ни туфельки, ни остальное)
руководит хоровой пенсионерской капеллою сводной.
Наша, мол, Родина, дескать Октябрьская есть революция, -
тянет Егоров, сержант отставной, милицейский служака, немножко собака и боров, -
Ей мы одной и верны, не изменим с другой, даже если замучит поллюция...
Валя его обрывает: "Товарищ Егоров!"
Скажет...
Но нет, ещё рано!
В бильярдной табак коромыслом.
Дурочка Аня следит, как в лузы тщетно шары стремятся.
Так же стремятся удариться друг о дружку Анины мысли,
но не ударяются - так как не о что ударяться.
Тянут вино рыбаки - как моряки, очутившиеся по недоразумению
на берегу без потонувшего корабля,
щупают Анину грудь, рассеянно гладят колени,
целятся долго...и, не попав, тактично бросают:
- Бля!..
Бьёт полдесятого. И вот тут-то..!
Но прежде - расскажем немного
о самом Синицыне.
Бухгалтер. Женат. Имеет мальчика. Лыс.
Характер нордический. В общем - врождённый бухгалтер. Как говорится: от Бога.
Один недостаток. Вернее два: боится ревизий и крыс.
Точнее - одной, конторской...и мясо носил, и зразу -
не жрёт, зараза! привыкла - ей ведомости подай.
Но - чу! Бьёт полдесятого. И вновь произносится историческая фраза:
"Лимит времени вышел. Сальдо сошло на нет".
Синицын поворачивается - и тоже идёт туда.
В течение получаса всех как волной смывает:
смываются альт и тарелка, дурочка и Егоров.
В клубе остались только Слон и девушка Валя
и - незримою тенью - мертвый помещик Хворов...
Но вот и за девушкой Валей спешит физкультурник Миша,
в гулком, пустом коридоре шаг его раздается.
Их голоса, и шутки, и поцелуи слышно.
Впрочем, уже не слышно...Слон один остаётся.
Туша во фраке, с нелепою бабочкой в комнатных стенах закружит - слепые
руки вперёд себя выставив словно тросточку!
И затрещат пюпитров косточки мозговые!
Где они - воля? небо? дайте хотя бы горсточку...
В распахнутое окошко свищет, хлобыщет, дует...
Ну - запрокинь же голову и прокляни судьбу,
которая поманила, долю суля золотую,
а оказалось - дулю...
И, выставив в ночь трубу,
тверди бесконечно долго протяжное ту-ли-ду-ли! -
в кровь раздирая горло, закусывая губу.