Хотелось не думать, что все это вновь обо мне,
И молча спешить мимо окон, чихающих светом,
И долго разглядывать пятна на серой стене,
Как будто они мне дадут задержаться с ответом.
Но тщетно. И окрик, проникший в немой полукруг,
Уже побежал по спине, по лицу, по ладоням...
И звонкие, словно пощечины, взгляды подруг,
Как шепот друзей, подготовились к долгим погоням.
Стих вялый мотив драгоценного зыбкого льда,
Успела засохнуть натужная страсть к поворотам...
Лишь жадные пальцы, гудящие, как провода,
От тока монет, липнут к темным притихшим воротам.
Упреки, коварство, веселые злые смешки,
Наветы, гримасы, довольные руки и злоба,
Теперь без труда, будто черви в бараньи кишки,
В людей проникают и роют до самого гроба.
И нет никого, кто спокойно бы выслушать мог
И честно подставить плечо, не надеясь на плату.
А я б уже сбил заржавевший ненужный замок
И с радостью принял гостей, облегченно и свято.
... Голодные пасти мелькают и ждут за углом
Малейшей ошибки, чтоб тут же напрыгнуть и слопать
Или растерзать, или просто пройти напролом,
На месте домов оставляя лишь камни и копоть.
Не верится в худшее, но разбивает стекло
Влетевший булыжник, и холод врывается резко
В уют и привычный покой, превращая тепло
В осеннюю зябкость промерзшей ночной занавески.
Придется ответить, иначе последняя тварь
Почувствует силу и будет намного наглее.
Но как это сделать? Не знаю. Шагаю, как встарь,
Одно зная точно: когда-нибудь я осмелею.