Снег, наверное, забыл, что сегодня солнце и валит с упрямством на голую землю. Ель стоит заплаканная: на каждой иголке по слезе. Блестит на солнце. Снег не чувствует, что…
- Снег не чувствует, - проговаривает он, вцепившись в утренний пейзаж серыми холодными глазами. Руки примёрзли к подоконнику, и он, возможно чувствовал бы боль, если бы…
Если бы снег мог чувствовать…
Помятая выстираная голубая рубашка накрывает замерзшее тело, содержащее ледяной дух. Он не верит в душу. «Зачем верить во что-то несуществующее?»
На кухне свистит вскипевший чайник. Он идет наощупь по тёмному корридору, ведущему на кухню – единственное место, где жил Смысл. Остальную часть квартиры занимает его старая сожительница - Пустота. Он к ней привык с детства как привыкают к безисходности. Он пытался наполнить квартиру множеством знакомых, которые могли бы стать друзьями. Но не для него.
Снег не может чувствовать.
Пустота, обнимая его своим прозрачным телом, не причиняя ни капли неудобства, впитывается в его глаза, уши, проходит через ноздри и прилипает к кончикам пальцев. Она - единственная женщина, которая имеет хоть какое-то значение для него. Бусы из ярких молодых девушек, с наивными розовыми глазами и желтыми локонами, запутываются в аромате и глубине его единственной женщины – Пустоты. Девушки не могут спорить с ней. С ней не может спорить и он. Возможно ли спорить со своей сущностью? «Спорить – какое странное слово. Зачем спорить? Я делаю только так, как правильно. Другие не знают. Спорить… зачем?»
Снег кружит хороводы вокруг невидимых воздушных столбов, накручиваясь на них как сахарная вата, никогда не оставаясь на месте. Накружившись, снежинки падают вниз, навсегда отдавая себя теплу подземных потоков живой воды. Нет никакого сожаления.
Снег не может чувствовать.
Иногда ему приходили мысли о том, что он может сшить себе сердце. У него уже есть приготовленная ярко-красная ткань, глубоко впитывающая все его представления о Любви. Однажды к нему зашел дворник и попросил у него «эту выцвевшую тряпку». Дворника нашли с оторванной ногой, лежащего в луже. Некоторые навещали его в больнице. Многие плакали. Почти все винили «ужасное деяние безбожника».
Он хотел закАпать себе слёзы в глаза. Он хотел попробовать их на вкус. У него были приготовленны несколько бутылочек морской воды и пипетка. Однажды к нему зашел почтальон, который попросил расписаться за ценную бандероль, которая пришла из какой-то военной части. Зайдя в квартиру, почтальон нечаянно увидел множество бутылочек. Ему почему-то стало интересно. «Странные люди – им интересно то, что их никак не может каснуться. Никогда». Почтальон попробовал содержимое одной из бутылочки на вкус. «Вы практикуете уринотерапию?» Теперь почтальон всегда находится в своем доме, он на пенсии по инвалидности: кто-то избил его так, что он не может пользоваться своими руками – их ампутировали.
Пустота молча хохочет, заполняя все пространство квартиры тугими и плотными звуками нижних актав.
Время от времени он хочет даже избавиться от нее, от единственной женщины в его жизни. Он пригласил в гости девушку, которая, по мнению многих, была очень красивой: русые волосы падали на загарелые плечи, большие зеленые глаза с длинными ресницами смотрели улыбаясь, даже когда губы лежали очень спокойно на лице. Он помнит ее лучше всех. Её звали Надя. Надежда. Он рассказывал ей про египетские пирамиды и индийских слонов, про то, как японцы делают рис и про испанские музыкальные инструменты. Он показал ей две картины, единственные, которые были в его квартире: «Рождение Чувства» (там был изображен мальчик, пролезающий в через дырку в заборе, и сдирающий себе куски кожи на плечах, бедрах и щеках) и «Смерть Робота» (на этой картине был нарисован робот, который заржавел от своих слез). Он помнит, что Надежда долго смотрела на мальчика, молчала, а потом сказала: «Я бы его вылечила, я работаю медсестрой». Взглянув на картину с роботом, она улыбнулась и сказала, что у робота его глаза. «Ты часто плачешь?» «Нет, - он тогда растянул рот для улыбки, - иначе бы я заржавел».
Потом он гладил Надежду, не зная как она себя чувствует, но видя, что она не просит его остановься, он продолжал. В голове шуршали звуки ее прикосновений по его груди, в мозг отправлялись сигналы его прикосновений к ее животу. Он тогда первый раз подумал, что было бы хорошо, если б все действия были в цвете. Звуки слышались, но почему-то ему казалось мало. Почему-то именно тогда звуки были какими-то пустыми, не хватало цвета. «Прикоснулся я к бедру и разлился синий теплый цвет по ее телу, прикоснулся губами к губам и разлился полупрозрачный красный». Так было бы намного легче ему «чувствавоть» ее.
Снег не чувствует.
У него есть музыкальный центр и несколько дисков. Он упражняется каждый день. Он выискивает сигналы в нотах, он записывает тональности. Он беседует со стариками во дворе о чувствах, которые те испытывали бы к такой музыке.
Иногда он заходит в тупик со своими стараниями. Он считает себя ребенком, от которого скрывают огромную комнату со звуками и цветами. Он нигде не может найти эту комнату, может ее и нет. Но откуда тогда этот жестокий образ, возникший у него, когда он услышал впервые о любви? Он задавает этот вопрос Пустоте, она обиженно молчит.
Тогда он не выдерживает! Он кричит, он ломает батареи и кусает плинтуса. Он скручивает в узелки провода ламп и царапает деревянный шкаф! Он хочет вырваться из Пустоты, как тот мальчик на картине! Пусть поцарапаный! Пусть даже без левого плеча! Пусть без половины тела! Пусть МЁРТВЫЙ!!! Он хотел ЖИТЬ! Пусть мёртвый! Жить!
ЖИТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
* * * * * * *
Снег не чувствует холода. Снежинки медленно слетают с чёрного неба, попадая в желтые световые проталины ночных фонарей. Ветер свистит в трещены дверей. Ветер целует окна в засос. Холот засасывается в комнату. Мороз поселяется в его квартире. Снежинки падают и засыпают на голубой неглаженной помятой и порванной рубашке, которая закрывает ледяное тело. Только в нескольких местах вверх взлетает пар от ручейков крови – глубокого красного цвета. Попадая в дымки, мороз жертвовует снежинками – они тают, становясь слезами.
Снег плачет.