Морским прибоем кровь стучит в висок.
Под солнцем тихо плавится песок.
Тягучею смолою воздух льется,
А на базаре манго продается.
Лукавый луч ложится на лоток,
Лимонный ломтик, лАвровый листок
Небрежно, как набросок натюрморта,
Оконтурив, в обычной для офорта
Манере темный фон заштриховав.
Арбуза зев, бунтующе-кровав,
Искрится свежей мякотью зернистой.
Торчит торгаш под пальмою тенистой,
Смущая публику горою апельсин.
Но цены, цены! Ах он, сукин сын!
Расплылся черной кляксой рваный зонт.
Нечесан и угрюм, как мастодонт,
Под ним сидит колдун - лишь позови -
Он от неразделенных мук любви,
От сглаза, геморроя и похмелья
Предложит чудодейственного зелья.
От запахов кружится голова.
Распухшие и вязкие слова
Застряли в недрах высохшей гортани.
Канистра кваса - вот предел мечтаний.
Галопом сердце мчит - пошло вразнос.
А нож уже врезается в кокос
И губы щедро орошает влага.
Глоток - и вновь проснулась к жизни тяга.
Бананов гроздь, хвостатый ананас
Торчат из сумки. Что ж, на этот раз
Достаточно. Чревоугодье - грех.
Я в нем и так повинен больше всех.
А если вам он до сих пор не ведом,
Прочтите этот стих перед обедом.
Ассам, 1988