Шёл снег;
он был и тут же не был,
едва земли коснуться смел он,
хотя не мог расстаться с небом —
таким же призрачным и белым.
Казалось, что из чёрной жижи,
как от бессилия былого,
он поднимался выше, выше
и возвращался снова, снова…
Дыханьем вести небывалой
(а люди думали — напрасно)
будил он этот мир усталый
и намекал, пока бессвязно,
на тот исконный неуют,
где, как солдаты у дороги,
не брезгуя соседством, пьют
и люди, и зверьё, и боги.