О себе, друзьях и знакомых,

Юрий Лобанов
II
О СЕБЕ, ДРУЗЬЯХ И ЗНАКОМЫХ,
РОДНОМ ГОРОДЕ, ABOUT PUST TIME


Не Губерман и не Маршак,
Сложу «юрик» просто так
На любую, кстати, тему:
«Веgo», «Нея» ли систему.
Премолярный индекс Пона,
Попова феномен, Годона,
Экстраорально, визуально
Со мной все вроде бы нормально.
Интраорально – снижен прикус,
Есть короночка на бикус,
Вверху отсутствуют моляры,
Напротив также нет им пары,
Покровы слизистые чисты,
Сохранены антагонисты
Стираемость зубов чуть-чуть,
Резцово-сагиттальный путь –
60 – сдвиг как у всех,
Происходит без помех.
33 – путь суставной,
И здесь в порядке все со мной.
Но вот движенья трансверзально
Происходят аномально.
То щелчок, то шум в ушах,
Но я на первых на порах
Не растерялся, все учел,
Труды В.А.Хватовой прочел.
Нашел алмазную головку
И тут же сделал пришлифовку!
В артикуляции весь кайф!
Move is the spice of our life.
Spass durch Gelenke, Zahne, Mund,
Die Bewegung ist gesund!






*   *   *

Мой гороскоп

 
Козероги нудно блеют,
Овны что-то там мычат.
Раки, Рыбы – те молчат.
Все остальные, как звереют,
То шипят или рычат.
Ощущенья, скажем, гадки.
Душа мчится прямо в пятки,
В башке заскоки, неполадки.
В этот момент, со слов зверья,
Не очень аппетитен я.
Яд эгоизма во мне есть,
Не рискуют меня съесть
Ни в завтрак, ни в обед, ни в ужин
Несъедобен и не нужен.
Как изнутри, так и снаружи,
С каждым годом я все хуже.
По гороскопу сплошь потери,
Не любят люди, отвергли звери.
Падает имидж, рейтинг, спрос,
Неутешителен астропрогноз!
I m sure nothing the matter
In the New Year all will be better.

 

*   *   *

О себе и моем друге

 
Не лучший лектор в Казахстане,
Руки держит он в кармане,
На лекции – и без указки.
Везде грипп, а он без маски.
А где галстук, где чепец?
Не лектор, а сплошной пи…ц!


Студенты, блин, кто в чем сидят,
О делах своих галдят,
Ни хрена ничто не слышат,
Ни х… никто не пишет.

Не в пример ему Р...анов,
Рук не держит он в карманах,
Он – рецензент мой, друг, коллега,
Халат на нем белее снега.
Всегда свежая рубашка,
Чисто выбритая ряшка,
Крутой галстук и чепец,
Классный лектор – молодец!

На лекции никто не спит,
Все, что лектор пропи…т,
Все запишут слово в слово.
Я так горжусь тобою, Вова!
И, клянусь, – япона-мать -
Пример с тебя отныне брать!
 


*   *   *

В 60 лет кто шизанулся,
А мой приятель цигунулся
Днем качает свой дан-тянь
От пупка куда-то ниже,
А если присмотреться ближе,
Ниже только лишь ***нь,
И еще, конечно, яйца,
Ну и мудрые китайцы!
Знают что, куда качать
(Чтоб мужик мог кайфовать),
Что больному назначать,
 Если крыша его едет
И больной ци-гуном бредит.

*   *   *

Весь год ходить на сраный Кок,
Как Володя, я не мог.
Вверх бежишь, словно с касторки,
В обед свалился хером с горки.
В обед раздетый и разутый
Лежишь в ванне ****утый.


Лучше б Вовик с Юрой в паре
Два дня провел на Ким-Асаре.
Склон, канатка, банька, пар –
Вот что такое Ким-Асар!


*   *   *


 
Никто не ведал и не думал,
Что в постсоветском бардаке
Так сохранит свой ум и юмор
Наш уважаемый Жаке.

Двух новых кафедр основатель,
Он автор более ста работ,
В которых мировой читатель
О страхе, боли все прочтет.

Жаке не тронули года,
В душе не стал он стариканом,
Хотя был десять лет деканом
И сорок уж – как тамада.

Примерный муж, отец, ученый,
От жизни много поимел,
Нигде никем непревзойденный
Всего достиг, чего хотел.

 

*   *   *


Пал Ефремыч Мессерле
Знаменит весь – как Пеле –
Интеллектом, мощью, массой
И немножечко пластмассой.

Альпинист, поэт, самбист,
В прошлом – мальчик-колонист,
Пережив волну репрессий,
Он из множества профессий
Выбрал химию и спорт,
И потому сейчас живет
В кругу широких интересов
И, видно, избегая стрессов.

Печатает порой стихи,
Они бывают неплохи,
В них широта его натуры,
Лиризм, читаются легко…
Но! До стихов коллеги Юры
Ему, конечно, далеко!

Где юмор, правда, лаконичность?
Где прорисовывается личность
Доярки, конюха, бича,
Ну, в крайнем случае, врача?

Ничего не видим это
У Пал Ефремыча – поэта.
Одни цветочки, птички, горы,
Да суверенные просторы
Старой, новой Родины.
Не стихи – уродины!

 

*   *   *

 
Галине стукнуло полсотни,
На вид не дашь и тридцать пять.
Все мужики из подворотни
Галдят, что ягодка опять.

Глава семьи она по праву,
Энергии не занимать,
Свою мужицкую ораву
Сама привыкла содержать.

О женщинах такого типа
Некрасов так бы мог сказать:
«Им начихать на вирус гриппа,
На трудности им наплевать,

Крутой «Мерседес» остановит,
В ментовку бесстрашно войдет,
Накормит, напоит, уколет
И баксы, захочет, найдет».

P.S. Полвека жизни – круглый срок,
Сорок пять лет была «совок»,
Последние пять лет – «челнок»,
Сейчас содержит свой «комок».



 
*   *   *


 
Есть Божий дар у Анатолия -
В момент интима иль застолья
Стихами женщин оплетать,
В сердца их нежно проникать.

Для них он – Пушкин, Байрон, Фет,
Живой, всамделишный поэт
С душой изящной, чувством такта,
Который до и после акта
В раздетом виде иль одетом
Всегда останется поэтом.

P.S. Знать и читать чужие строчки
Даже в целях заморочки
Это, Толя,  Божий дар.
С ним интересен ты, не стар.
Помни, пожалуйста, об этом
И сохрани себя поэтом.
 


*   *   *

Что мог сказать “Абрам Хайям» про ци-гун В.Р. и нам

Мой друг ци-гуном увлекался,
Как классическим балетом,
В позе цапли расслаблялся
Да еще порхал при этом.

Зрелый хирург, интеллигент,
Качал «дан-тянь» туда, обратно,
В итоге лучший инструмент
Затупил он безвозвратно.

В ци-гуне видел он добро,
С ци-гуном был везде,
Однако бес ему в ребро
Не тыкался нигде.

С «дан-тянем» жил, дышал и спал,
На девок вовсе глаз не клал.
Прошу простить меня за брань,
На x... фига такой «дан-тянь»?



*   *   *

Когда я раньше был моложе
И знал, что жить я буду вечно,
Годилось мне любое ложе
И в каждой бабе было нечто.
И.Губерман

И Женя был герой-спасатель,
 Кож.-вен. болезней врачеватель,
И в своей области «Пастер»,
Ведь в качестве контрольных мер
После курса трихопола
У жертв любви слабого пола,
Здоровьем, имиджем рискуя
Он брал мазок посредством ...
Разменяв шестой десяток,
Евгений в жизни не брал взяток.
Изучив досье, фактуру,
Предпочитал во всем натуру.

Unfortunately, my best, old friend
Lives abroad, in Russian Land.
He is good doctor – smart and thinking,
But one thing’s bad, he likes drinking.

Ich weiss gut, warum er trinkt
Galina Weber duftet, blinkt
Sie ist Stern in Musikwelt,
Aber verdient sehr wenig Geld.

*   *   *

В прошлой жизни я был «Рыжий»,
А Володя был «Барон».
Сегодня с легкой грустью вижу,
Кто в чем силен и кто умен...
Все заняли свои места,
Читаю эту жизнь с листа.

Вовик сейчас капиталист.
Лучший «алимовский» дантист,
А я не рыжий, а седой –
Видно, что-то с головой
Нецензурные стишки
Так и лезут из башки.

К кликухе «Дед» давно привык,
Но вот когда на День Победы
Меня назвали «фронтовик»,
Я понял, возраст несет беды,
Порой, сгораешь от стыда,
Так нас уродуют года.

Однако это все вода,
Самая страшная беда,
Что среди множества людей
Полно знакомых – нет друзей.
Верно, близка уже «концовка»,
Мне не хватает тебя, Вовка!


*   *   *


Мой друг Тельман Баимбетов
Самый лучший из атлетов,
Грамма в рот не брал весь месяц,
Чтоб с груди отжать сто десять.

Но отжал аж сто пятнадцать,
И хотел даже сто двадцать,
Но друзья сказали : «Стой!
Юбиляр нужен живой.
Как педагог и как атлет
Тельман старше своих лет,
А в остальном, на первый взгляд,
Его профиль, перед, зад
Выглядят на сорок пять,
И если бы ему возможность дать,
Он готов всех нас принять,
День и ночь тренировать
Юных, средних, даже зрелых,
И мы в руках его умелых
Из уродин и кривых
Превратимся в молодых.

Тельман из каждого сморчка
За год сделает качка.
Нет здесь ему пока что равных,
Так много дел он сделал славных:
Жену, дочь и сына воспитал,
Три спортзала основал,
Книгу по билдингу издал.
 

*   *   *


 
Больше сладостей и секса
Любила Лена в прошлом Рекса.
Теперь от Флинта без ума,
Хотя не знает и сама,
Почему она зверей
Любит больше, чем людей,
На которых смотрит косо,
Окромя родни и босса.

У Лены жизнь совсем не сладка,
Когда с Флинтом неполадки:
Золотуха там, понос,
Укусил соседский пес…
По сути Леночка спасатель,
Зубов и тела врачеватель,
Собаки, люди, кошки, мышки
Знакомы с ней не понаслышке.

Еще в ней кроется писатель,
И художник, и поэт.
О ней скажет почитатель:
«Чего в Лене только нет!»

Для меня она загадка,
Решит ли Гамлета вопрос?
А если все ж решит и гладко,
У всех на Лену будет спрос.

Своим умом, своей сноровкой,
Своей талантливой головкой,
Если ничто не повредит,
Лена много натворит

Дел хороших и не очень,
А я, как босс, промежду прочим,
От всей души хочу, хотел,
Чтоб с ней все было very well!

 

*   *   *

Excuse me, my friend Ewsei,
Что обзывал тебя «еврей».
Послевоенное наследство
Слегка подпортило нам детство.
В нем часто делали не то,
Но искренне, с душой зато.

Вот и сейчас, как пионер,
Без пяти лет пенсионер,
С внуком Сережкою на пару
Пишу в стихах я мемуары.

Многопартийная система
Решила разом все проблемы,
«Азамат», «Алаш», «Отан»
Преобразуют Казахстан
Из руин социализма
В цветущий сад капитализма.

Живем в согласии и мире,
Порядочек теперь в ОВИРе,
Огромных нет очередей,
Отказников и диссидентов
Вновь почитают за людей.
В каталажку не сажают,
С Богом, миром отпускают.

И МВД у нас свое,
Ловит шпионов и жулье,
В основном, по большей части,
Среди чиновников госвласти.

Если очнулся от испуга,
Приезжай проведать друга,
Colleagues, town, Alma Mater,
Ты, как и я, уже Grossvater,
Привози с собой внучат,
Буду им я тоже рад.

Посидим и выпьем вместе,
Вспомним, как в опасном месте,
То ль с бодуна, а то ли в шутку
Повалили на бок будку.
В нарушение закона
Я в Новый Год прыгал с балкона,
Чуть не сел на острый кол.
Представляешь сей прикол?
Как, помнится, ты был силен,
И в трезвом виде и по пьяни,
Лежа в руках твоих, «Барон»
Ощущал себя в нирване.
My old dear friend Ewseika!
Ты не забыл весну, скамейку,
Где жали Нинку с двух сторон.
У той, конечно, был резон:
Во-первых, плоска, как доска,
Во-вторых, в глазах тоска,
В-третьих, далеко за двадцать,
А нам всего лишь по пятнадцать.
Да и жила где-то в «Шанхае»,
А мы с тобой, о том не зная,
Рисковали, провожая,
Ведь там могли набить и морды,
Но все равно мы были горды,
Банальны все тому причины:
Просыпались в нас мужчины.

And so, by-by my friend Ewseika,
The writer said: «Судьба индейка,
И достает уже усталость,
И жизнь не книга, а страница,
А в сердце нарастающая жалость
Ко всем, кто мельтешит и суетится».


*   *   *


BLACK-гимн южной столице

 
Я не в восторге от столицы,
Где уколоться и забыться,
Где гимны могут все писать,
Словно два пальца об асфальт.
Известной всем Сейфуллин-стрит,
Там много лет уже стоит
С протянутой рукой строитель,
Классный сварщик, врач, учитель…

Наш сложный путь к капитализму
Мы ощущаем на плечах,
И страх грядущих катаклизмов
Сквозит на видео, в речах.

К чему гордиться мне столицей,
Где человек всего боится?
Пирамид, фондов, налогов,
Ментов, чиновничьих порогов.
Боится селей, «Трактебелей»,
Монополистов извращений,
В конце концов, землетрясений,
Селитрой, солью отравлений:
Опасны ранние арбузы,
Вода, которой нас французы
Поить будут тридцать лет.
Узбекский газ, бельгийский свет -
Ничего родного нет!

В устах вопрос, в глазах тоска,
Ну почему там, в АПК,
Грабят наше КСК?
Те, в свою очередь, жильцов…
И почему в цивильном мире
Ведь никому мысль не пришла
Платить за лифт жильцам в квартире
Не с поголовного числа,
А с площади в своем сортире?
Для жителей это потрясно,
И в целом для страны ужасно.

Не самый чистый город в мире,
Город и нищих, и крутых.
В любой семье, любой квартире
О прелестях его былых
Остались лишь воспоминанья.
О! Если б не людей страданья,
Да не коррупция, бардак,
Возможно, сбылись бы желанья,
Возможно, жили б мы не так…
И я б любил свою столицу
И даже б гимны стал писать,
Когда б в ней все могли трудиться,
За труд достойно получать.
Навсегда б исчез челнок,
Бомж с дипломом, «бич», «совок».

P.S. Заказные, в спешке, гимны,
Честно сказать, необъективны,
Все так отвратно-примитивны,
Фальшивы, приторны, противны.



*   *   *


Уже минуло сорок лет,
Как основали факультет,
А начинался он с нуля
И у истоков, у руля
Прекрасные стояли люди:
Корытный, Сухарев, Чернов,
Мы никогда их не забудем.
Среди своих учеников
Они не допускали брака,
В итоге многие из них
Явились гордостью стомфака.

Мы на экзамен шли, как в бой,
Отнюдь, не с голыми руками.
Шпаргалки были всегда с нами,
В конце концов, мы побеждали,
И все стипешку получали.

В те времена в нашей стране
Доллар с рублем был наравне,
А тридцать баксов не так хило,
На эти деньги можно было не только жить,
Но и позволить раз в месяц в ресторан сходить.

Пять лет был старостою группы,
Мне нравились учеба, спорт,
И помню, как вскрывал сам трупы
И даже делал сам аборт.
Общеврачебный рейтинг знаний
Тогда был выше, чем сейчас.
Решения всяческих собраний
Вживлялись в каждого из нас.

После учебного семестра
Как правило, шел трудовой,
И провожали нас с оркестром
На труд дешевый, непростой.
Мы строили дома, кошары
И закалялись целиной,
А вечером под звон гитары
Влюблялись, пели под луной.

Когда стаж жизни двадцать лет,
Мы все открыты и наивны,
В каждом из нас дремал поэт,
А кое-кто писал и гимны:

«Я горжусь, я – стоматолог,
Не какой-то гинеколог,
Я не лекарь, не аптекарь
И не жалкий педиатр.
По Вайсблату, по Вайсбрему
Обезболим мы систему
От резцов и до моляров
На обеих челюстях.
Ну а кариес, пульпиты,
Все гингивиты, стоматиты,
Анкилозы и артриты
Хорошо знакомы нам.

Я горжусь, я – стоматолог...
И т.д. и т.п.»

Среди выпускников тех лет
Кого сегодня только нет...
Алик – профессор-ортопед,
Роза – отоларинголог,
Узак – профессор-радиолог,
Женя – анестезиолог,
Толик – член.-корр., kind-стоматолог,
Галя Ш. – та окулист,
Валя – холостяк, дантист,
Внешне чуть сдал, кристально чист,
Не распыливши свои чувства,
Живет в мечтах, любит искусство.
Вовик Скв. В Израиль свалил,
«Алимам» клиники открыл.
Иващенко и я – доценты,
Ораз – крутяк, владелец «Денты»,
Турехан там много лет
Арендует кабинет.
Тулеген и врач и летчик,
Все живы, бодры и я рад.
Одно лишь плохо, включен счетчик,
Всем нам уже под шестьдесят.


Заканчивая воспоминания,
Хотел бы обратить внимание:
Проколы в мед. образовании
Среди сегодняшних студентов
Умножат боль и нарекания
Потенциальных пациентов.

Скупив за баксы пенки знаний
The best equipment and диплом,
Еще не значит быть врачом.
К этому нужно и призванье,
И интеллект, и состраданье
Хотя бы к тем же педагогам,
Которые забыты Богом,
Родным правительством, страною,
Не прочь вернуться вновь к застою.

*   *   *

Я предлагаю выпить стоя
За время доброе застоя,
Свободы, правды было мало,
Зато зарплаты всем хватало.

Вперед вели нас коммунисты
И мы внимали их речам,
Хотя все были атеисты,
И двум молились Ильичам.

И каждый нес свой крест, свой флаг,
Кто высоко, а кто-то низко,
Кто не туда, а кто не так –
Таким устраивали чистки
Мозгов, души и даже тела,
И профи знали свое дело,
Создали свой архипелаг
И нарекли его ГУЛАГ,
Где руки «зэка», человека
Ваяли новостройки века.
А в целом, в эти времена
Была фанатом вся страна.



Тот, кто лишился фанатизма,
Сейчас оплот капитализма,
Совковой жизни ярый критик,
«Честный» торгаш, «чистый» политик.

Бархатный развал системы
Породил свои дилеммы:
Как выживать учителям,
Ученым, армии, врачам?
Куда девать героев эры?
Домохозяйки, инженеры,
Все нищие пенсионеры
Хотят, как раньше, жить достойно.
Жить, как сегодня, непристойно!
Их вклады, займы и заначки
То ли пропили, то ль украли,
И в исторической спирали
Все повторилось, как в начале:
Опять уступки и подачки,
Протесты, митинги и стачки.

Однако пресс капитализма
Переживут народ, страна,
И на обломках коммунизма
Опять напишут Имена
Создателей новейших «…измов»,
Крутых реформ и катаклизмов.

*   *   *

Восьмое Марта близко, рядом,
Блистают женщины нарядом,
Кто бюстом, кто умом, кто задом.
Весной все женщины прекрасны,
А мужики слегка несчастны.
Ну как всех женщин враз объять,
Обнять, прижать, расцеловать?

Им скажут – непедагогично,
Не эстетично, неэтично,
Но я скажу от себя лично,
Хотя, возможно, неприлично,
И прозвучит весьма нахально:
Готов спать с каждой персонально
В чужой постели, умру мужчиной.
Восьмое Марта тому причиной.


*   *   *
Мужик балдеет от азарта,
Ведь на носу Восьмое Марта.
Где взять баксы, что купить,
Чем любимых одарить
За то, что жизнь мужчинам дали,
Растили, многих воспитали,

Не только нас, но и внучат,
И даже тех, кто был зачат
В пробирке, экстракорпорально,
И те живут сейчас нормально,
Если рядом есть – Она –
Мама, бабушка, жена.

Всяких женщин дал нам Бог,
Чем он мог, тем и помог.
И в результате – нас все меньше,
И с каждым годом мы все тоньше,
Ну а женщин – их все больше,
И живут они все дольше.
И в заключенье скажу тост,
Он будет до обиды прост:
«За женщину, что испокон века
Была и есть друг человека!»


*   *   *
Чтобы что-то создавать,
Надо где-то не доспать,
Не доесть и не допить,
Уйму времени убить.

Ведь «юрики» не всем прикольны,
Для многих – чужды, непристойны,
Их кривоватые ухмылки
Я ощущаю на затылке.
Предвидя в адрес свой упреки,
Напомню Губермана строки:
«Очень жаль мне мое поколение,
Обделенное вольной игрой.
У одних плоскостопно мышление,
У других на душе геморрой».

*   *   *
Проходит жизнь, как смазанный оргазм.
Грядет склероз, за ним – маразм.
Не состоялся как поэт:
Не Блок, не Пушкин и не Фет,
Даже не Игорь Губерман,
А так, любитель-графоман,

Для которого слова –
Пища для ума – дрова,
Кубики и шарики,
И, увы,  – не  «гарики».
Просто рифмы лепит Юра –
Прогерманская натура,
Лепит свои «юрики»
И зовет их «дурики».

*   *   *

Моя подруга уж не та,
Всему виной ее лета.
И я не тот, и он не тот:
Лежит все больше, не встает.

Не друг он мне, не патриот,
I want to go to the abroad,
Там аморален весь народ,
Любую гадость тащат в рот.

Левински Монике, в пример,
Достался президентский хер.
При своей склонности к простуде
Могла бы  «Минтон» пососать,
Но кто-то подсказал паскуде
«Минтон» на «Клинтон» обменять.

Во сучка! Стерва! Во любила!
Весь мир сейчас жалеет Билла!

1
Могла б любить и не крича,
Как, скажем, Арманд – Ильича.

2
Секс по-«Левински» стоит свеч.
Здесь важно все: с кем, как прилечь –
На стол, стул, пол или кровать…
Затем со смаком освещать
Нюансы чувств через печать.


*   *   *


ЗАМЕТКИ О БОЛЕЗНЯХ


1

Я обычный стоматолог,
Не энурезник я, не олух,
Но лишь вскрыли пульпы рог,
Обмочил один сапог,
А как вскрыли два рога,
Обмочил два сапога.

Все бы было и ништяк,
Да наложили мышьяк,
Еле с кресла выполз раком,
Я не горжусь уже стомфаком.
Там все отличные врачи,
Но где же взять столько мочи?
Да и мочи не хватает.
Кто перенес пульпит, тот знает!



2

Есть индивиды – их участь сурова
И жизнь их легко увядает,
Камень, не брошенный ими в другого
В почках у них оседает.
И.Губерман


Но есть индивиды – где все много хуже,
Где камень в проток попадает,
И если не выгнать тот камень кнаружи,
Моча вся в мозги ударяет.

Человек, загибаясь, вопит от болей,
Они его мнут, разрывают,
Это ужасно, когда наши соли
В осадок из нас выпадают.

3
Когда-нибудь придет пора
С плеч моих свалится гора,
Заброшу женщин, секс, студентов...
Вновь грандиозные дела
Начну вершить, став импотентом.

Утеря полового чувства
Даст мне и время, и искусство
Писать быстрей, еще циничней,
Еще острей и неприличней,
Дабы читатель мог сказать:
«Во, блин, поэт, япона мать!
Вот, сучка, автор, бля, дает,
В каждую строчку мат сует,
Талантливо притом, умело,
Его послушав, оху...офигело
Вдруг начинаешь сознавать
И каждым членом ощущать
Роль в любом творчестве гормона,
Особенно – тестостерона!»




4
Природа, жизнь берут своё,
Безжалостно расставив точки.
В прах превращается старьё,
Поэт о том напишет строчки:
«Неслышно жил, неслышно умер,
Укрыт холодной глиной, скучной
И во вселенском хамском шуме
Растаял ноткою беззвучной».
Шанс есть – бесследно не загнуться
И в жизни вечной звучать ноткой,
Шанс этот – к богу повернуться
С открытым сердцем, душой кроткой.
Смерить инстинкты и желанья,
Только молитвы, воздержанье,
Вместо стихов -  псалмы без мата
В каждом убогом видеть брата.
Отвергнуть суету на даче
Спорт, секс и телепередачи,
Жить без Отавио, Гонсалы,
Вырвать из сердца сериалы.
Нет, доживать так не хочу,
Мне жизнь другая по плечу,
Ну а пока схожу к врачу,
Сдам на анализ кровь, мочу.
Со всеми выписками завтра
Проверюсь-ка у психиатра,
Заодно взглянет вновь уролог,
Терапевт, невропатолог.
Диагноз знаю я притом:
Ипохондрический синдром,
Камни в желчном,   камни в почках,
Пациент весь в заморочках,
Везде явления склероза,
Явного остехондроза,
Члены все вялы и стары...
Как он дожил до сей поры?!

5
Любовь – болезнь, ее сценарий
Весь человеческий виварий
Пишет шаблонно, под себя,
Страдая, радуясь, любя.

Взрыв чувств, полет, азарт паденья,
Миг озаренья, приземленья,
Не тот дизайн, интим и ласки,
Сникли слова, поблекли краски.

Не та среда, сплошь суета,
Уже не юные лета.
Прокомментирую все это
Строкой любимого поэта:

«Мы дарим женщине цветы,
Звезды с небес, круженье бала,
И переходим с ней на «ты»,
А дальше дарим очень мало».




6

Странной болезнью я страдаю,
Рифмоманию обожаю,
В ней днем и ночью утопаю,
Этим лечу себя, спасаю
От мерзости, кишащей рядом,
Стремящейся продажным задом
Мой трехяхычный рот закрыть,
Свалить,
     Затрахать,
           Задавить!

7

Нас портят деньги, власть, успех,
Зависть и жадность, жажда к славе,
Порча минует чаще тех,
Кто против ветра ссыт в державе.

*   *   *

Вновь инцидент над Черным морем,
Родня, друзья убиты горем.
Ответственность всю за прокол
Взял «ворошиловский» хохол.
Бачив в тим диле не тер. акт,
А тилько разъебайства факт.

*   *   *

Сторонясь домашних хлопот,
Терплю всю жизнь я женский ропот,
I speak с женой – достойно, гордо,
В ответ отборный русский мат.
Что делать?! Предок мой от лорда,
Ее – от кучера зачат.

*   *   *
Чай «Ассам»
Пьет сам Усам,
И пока его он пьет,
Хер кто Бен Ладена найдет.


*   *   *
 
Семья, стихи, спорт, секс, свобода,
Пять емких «С» - девизы года.
Что Новый «принесет» - не знаю,
К вам загляну на чашку чая.

Излить, что за год накипело,
Облегчить этим душу, тело,
Коснуться робко и несмело
Всесильных, нежных рук губами,
Не в силах выразить словами
Всего, что думаю о нас,
Возможно, хоть на этот раз
Смогу я оживить желанья,
Инстинктов часть, воспоминанья
О юных годах, о былом,
Кристально чистом и святом.
Не скрою, в Новый Год приятно
Все повторить и... многократно.


*   *   *
Светлой памяти А.П.Шполянского посвящается
 плагиат из его же всегда живых мыслей

В стихах и прозе вечно жив,
Время таланту не преграда,
С десяток строчек заменив,
Вновь актуален Аминадо:
«Предвидел, что выйдем из моды,
Как рукопись с буквою «ять»,
И нами прожитые годы
С усмешкой будут вспоминать.
Покажется жалким и странным,
Зачем мы блуждаем во мгле
По близким и дальним нам странам,
По их суверенной земле.
Прочтут о нас книги и были,
Статьи и отчеты прочтут,
И скажут: ну, жили... ну, были...
И только плечами пожмут.
А мы-то пылали, кипели,
Вели вечный диспут с тобой,
Стремились к неведомой цели,
Бросались в неведомый бой.
Решали чужие проблемы
И спорили ночь напролет
На разные скользкие темы,
Не каждый сейчас их поймет».
Мы верили в партии слово,
Мечтой о коммуне горя,
Лечили феномен Попова
По ценам смешным и зазря.
Страдали за бедных афганцев,
За нищих у нас и у них,
За «билдинги» американцев,
За гибель чужих и своих.
За славой гнались командирской,
Сражались за братство всех стран,
Скончались от язвы сибирской,
Зарывшись в могильный бурьян.
И все для того, чтобы внуки
Могли оценить и понять,
Что наши ошибки и муки
Не следует им повторять.
*   *   *

«Дос» - Русанов,
«Сэр» – Лобанов,
Их возраст к пенсии впритык,
Тридцать лет учат профанов,
И каждый любит свой язык.
«Экеннiн аузын сiгейiн» –
Говорит из них один.
«Shut your fucking, рот закрой» –
«Спикает» в ответ другой.

*   *   *

Язык учить сейчас всем надо,
Как бы сказал Дон-Аминадо:
«Не зная пары языков,
Будешь вечно бестолков,
Всю жизнь будешь, как кретин,
Шнырить, высунув один».