Опять шероховатый всполох лунный
тяжелой ватой прошуршал по травам.
За шагом шаг, ты слышишь, нибелунги
несут свой клад раздора и отравы.
Мне больно жить, но и не жить нельзя мне.
Ты ищешь нежности, а возвращаешь грубость.
И я ловлю в судьбе полувокзальной
случайные, незанятые губы.
Не приручиться, не поверить в доску,
чтоб не иметь потерь необходимых,
дыша кошачьей похотью ангорской,
как теплым шлейфом выцветшего дыма.
Я жаждой, но не золота, сгораю.
Твоим вопросам нет во мне ответов.
Когда-нибудь останусь только гарью
за то, что возомнил в себе поэта.