Подавлен так, как выгнанный холоп,
сер, как листва густых олив на склоне,
он шел, вложив свой нищий светом лоб
вглубь беспросветной нищеты ладоней.
Еще и это. И грядет конец.
К нему, слепец, я с каждым шагом ближе.
Подай мне знак, и я скажу: “Отец,
Твой дух - во всем!” Но я Тебя не вижу.
Твоей и тени, где бы ни искал,
нет. Ни во мне. Ни в тех, кто мне внимал.
Ни в тех камнях. Я ныне сир и мал.
Я сир и мал среди людских обид,
их Слово Божье, мнил я, утолит,
но нет Тебя... Меня сжигает стыд.
Явился ангел тут, - молва гласит.
Ну что за бредни! Тут явилась ночь,
все покрывая равнодушной тенью.
Ученики метались в сновиденьях.
Ну что за бредни! Тут явилась ночь.
И в прах легла, и не была иною,
чем сто сестер, давно забывших спесь.
Умолкло все. И мрак стоял стеною
над жалкой ночью, той, очередною,
что ждет, когда же будет утро здесь.
Слова сомнений - ангелу преграда,
не вторит им ночной хрустальный свод.
Себя теряя, в ком найти оплот?
Отцы бросают собственное чадо,
из сердца мать вытравливает плод.