"Красная птица" – прозвище старого, красного цвета, поезда нью-йоркского метро.
Si la ve'rite' sort de la bouche du me'tro...
Aboulker
По туннелям, где сырость и грязь стали частью пейзажа,
Где подземность путей утверждает: судьба есть анклав,
Из холодных глухих тупиков, где безвозрастна сажа
И расшатаны шпалы, как клавиши пыльных октав,
Где царят, претендуя на сходство с органом, колонны,
А ручьи между рельсов текут, как и встарь, под уклон,
И где, делая честь хоть Нептуну, хоть даже Харону,
Дождь на улице льет точно тем же дождем на перрон,
В каплях, стоне, шипении, свисте, ударах и звоне,
В очертаниях кафельных плиток, отпавших от стен,
Возникает, ползет лязгом, визгом иглы в граммофоне
Вальс – симфония – фуга – мотив на истертый катрен.
Те, кто ездят в такси, едут тем же маршрутом, но выше,
Те, кто ходят пешком, видят мир в бледно-розовом сне, –
Но само представление о мостовой как о крыше
Порождает пассажи, никак невозможные вне:
Машинист "Красной птицы", седой тощий негр-бедолага,
Тормознет на зеленый, когда в его грезах промчит
Незабвенный товарный Монтгомери-Нашвилл-Чикаго,
Чьи напевы теперь андеграунд фальшиво бурчит.
В параллельности рельсов сквозят нити нотного стана,
Но затор на пути – ритм утрачен, и сбит метроном...
Плачь же, старый! терзай душу блюзами Нью-Орлеана –
Флейтой скрежет колес подпевает тебе за окном!
И умолкни, скрипач! пианист, кинь в огонь гонорар твой,
Когда ревом времен, ассонансом дождливому дню
Зарыдает Манхеттенский мост безутешною арфой,
Битый поездом, тучно ползущим к Де Калб-авеню!
Мчи ж сквозь вечную ночь и усладу синкоп семафоров,
Отбивай такты стыков катками своих колымаг,
Сквозь препоны заторов и тягостный тон разговоров,
Крикунам вопреки, – дирижируй! Сегодня – аншлаг.
Ноябрь 2000