Темнеет снег. Теплеют дерева.
Потеет лед. Поблескивают лужи.
И в этом жизнь значительно права,
Права внутри, но более – снаружи.
Но кто же я средь этих перемен,
Зависимых от ритма неземного,
Поднявшийся бессмысленно с колен
Потомок Иванова и Иова,
И для чего я пялю бедный глаз
На это чудо сырости и праха,
Принявший внутрь молитву и лабаз
От жалости, но вовсе не из страха?
Смотрю вперед на этот пьяный сброд,
Собравшийся на площади Манежной,
На скучный сброд по имени народ
В своей стихии праздной и мятежной.
И сколько раз протенькает капель,
И столько раз он будет куролесить,
Но вот пройдут разливы и апрель –
Его прикажут высечь и повесить.
И снова до весны и петухов,
Зависимых от ритма неземного,
Займут Манеж порядки пастухов,
Пасущих Иванова и Иова.