Юлии Идлис СРП

Швец Олег Александрович
Вокзал - уже галерея. Есть на что поглазеть:
Всё цветастое, сверкает и ошарашивает.
Спрыгиваю с поезда: "Ну, что ли, привет!"
Надпись "Москва". Смотрю на нее, как младший на старшего.

Дальше - смутно, но точно не на такси,
в зеленоглазых машинах снобизма - на целый питерский поезд,
а в тебе - на целую осень свежести и тоски;
ты также чистА и рыжА, без эпитетов, то есть:

печаль по тебе проста, как предплечье у кадыка.
Я пишу в тетрадке "Для.. учени… класса…школы"
то, о чем привык говорить с ухмылкой и через "бля":
"Юлия, Вы [бля] прекрасны, Вы [бля] невесомы."

2.
В 5 утра меня что-то приподняло:
то ли мысль о тебе, то ли гидробудильник.
В сортире подумал, что все-таки мысль о тебе.
Там же устроил бой с тенью: она - в нокауте; я - непонятно где.

3.
Что же, блин, делать? Взять гантели и загнать себя за можай?
Позвонить женщине, чтобы она вздохнула: "Ну, приезжай"?
Доводить ситуацию до "чуть было не",
Или приехать и сесть под дверью: "Здравствуй. Вот я вляпался, хоть и не по возрасту это мне.»

4.
Который год мне полвторого ночи,
Пора бы перестать глаголить и пророчить,
А говорить на языке туловища, т.е. называть жопу жопой,
Растить живот, пьянствовать по субботам
И в Питер ездить как "уважаемые пассажиры", а не автостопом.

5.
Твои кисти как листья, что в парке по осени просят пинка,
Плечики. Их бы в гОрсти, но ладонь у меня пуглива и недостаточно широка.
Раньше думал, что мог бы сплющить полмира на сгибе локтя,
Теперь - канючу и слаб настолько, что и тень меня поколотит.

6.
Так пока меня носит метро со звуком простуженных нервов;
Пока мы не убедились, что жечь Кинкакудзи - хреновое дело;
Пока я не стал, как рубец, который не чувствует ничего, кроме острой боли;
А ты не еще не врубилась, что любовь нах никому не нужна, а тебе тем более,

приезжай. Утром я буду сидеть на краю кровати зябко, как военнопленный;
думать, что может мой живот для того и создан, чтобы на нем просыпалось твое колено.