Глядя из башни на море
Неизменно одно - эта ночь и полет.
Выпал стилос из пальцев: слушаю море.
Позабытое слово - прозрачный просчет.
И присутствие волчье, и каменный миф
Разделяют хрустальную сферу прибоя.
И печаль прозревает, окно приоткрыв.
Глядя из башни на дождь
И прозрачны глаза, и светильник в руке.
Дождь уходит во тьму запятых,
Растекаясь чернильным пятном на листке.
Повторяется мир и моя пустота,
Где дыханье - не свойство, а путь.
О, безвременье! Ветер. Покой. Высота.
Я устала. Я жду отдохнуть.
* * *
Усни: ручья уже коснулся рог.
И лунные часы вытягивают тени,
И небеса уходят на восток.
Удерживает время только волосок.
А потому, дитя, не ждав - устань и тихо
Перечеркни нетронутый листок.
* * *
С ласточкою - мальчик.
Вечность - на весы.
Не одна - две тени.
На песке - часы.
Как для ночи - солнце,
А колодец - ноль.
Бог и мальчик знает:
В каждом море - соль.
* * *
Нечаянность жасмина - тонкий лед.
Немного миндаля и ветра -
Последним сном отходит этот год.
Себя неожиданье над водой,
Как тень от облака, как эхо.
Душа и паутиночка, постой.
* * *
Желтизна не листвы, но размытых
Туманом и зябкостью пятен.
Бестолковое что-то мешает заснуть.
Так давай, моя детка, - по крови и в путь!
Но устала душа - от крыла и до ссадин.
АССОЛЬ.
Всего шесть строк. Любимый мой объем,
Всегда средневеково ранящий и строгий.
Но как же уместиться здесь вдвоем:
Тебе, бегущей вслед за кораблем,
И мне, жалеющей свои больные ноги?
Ну что ж, дружок, пусть каждый – о своем.
* * *
О, маленькая сборщица жасмина!
Плыви по Реке,
Не различая,
Где вода и где небо,
Не зная,
В лодке ты или в облаках.
Захватывай из передника
Серебряные шарики и жасмин
И сыпь их за борт.
Только оставь немножко себе.
Легенда о потерянном драконе.
1.
Чёрных одежд, удлинённых дождём,
Не подхватить и не выжать
Руками, сжавшими гроздь бубенцов
И поющую прялку.
Да и не нужно:
Этой ткани, пахнущей ветром и мятой,
Давно уж не жаль.
Как не жаль чёток тяжёлых и смуглых,
Брошенных как-то в костёр, чтобы согреться.
Как не жаль и дракона,
Ненароком забытого
На ненастном морском побережье.
Но теперь мне зато есть кого ждать.
2.
Год назад меня приютила
Башня из чёрного камня,
Изрытого брызгами соли,
Русалочьей сыростью, ветром,…
День и ночь напролёт
В ней бормочут и ставни,
И одичалый, скрипучий засов,
И ступени наверх, в колокола и часы.
А внутри, на одном из камней,
Вырезаны единорог и грифон,
И зимою, под белой, прозрачной луной,
Они иногда оживают.
3.
Есть в башне старый очаг.
Над ним вечерами
Жарко и медленно крутится вертел,
И вылетают из сердцевины огня
Странные звери и птицы.
Говорят что-то они
Об огненной башне и море
Красном, как кровь и вино.
Только я, слушая ветер снаружи
Да из ладони в ладонь
Пересыпая горстку жемчужин,
Всё молчу о своём…
4.
Вместо постели –
Просоленный штопаный плащ
Да охапка дурманной травы:
Хмеля, полыни, шафрана,
Маков и мяты.
Заснуть не доставит труда,
Ведь ворчливо всю ночь качаются ставни,
А сквозь окно
Сбивчиво-смутно, но эльфийски певуче
Звенит погремушкой луна.
И, веки блаженно смыкая,
Я улыбаюсь и вижу себя,
Вновь уходящую в море…
А над головою склонённой
Небо летит голубым,
Прозрачным драконом.
* * *
Единорог, идущий к водопою.
Копытом разбивает лёд; под месяцем-
Ковшом из серебра и снега.
Но море, только чуть похолодев,
Приносит к чёрной башне, как и прежде,
Янтарь, и голубую соль, и перламутр.
А берег – сад камней – весь в отраженьях,
И я сижу, глаза полузакрыв,
И волосы и рукава ждут ветра.
* * *
Над чёрной башней – рыба и луна.
Жемчужиной в зрачке уменьшен берег,
И плавниками шевелятся тени.
Ко времени солёному – ветер,
И долгой высоты последняя струна,
И отпечаток раковины на колене.
Я знаю цвет луны и созерцаю мир.
* * *
А цветение сливы медлительно вновь.
Положение сна – возвращение в тему,
В созерцанье прилива, в усталую кровь
И опять указует окно на восток.
И близка к воспаренью немыслимость тела.
И действительность ветра – всего лишь предлог.
* * *
Забава богов-
Скитаться и петь,
И тонкость одежд,
И фанфарную медь
На смерть променяв из причуды.
Пристать к пастухам,
Глуповато шутить,
И есть их похлёбку,
И пиво их пить,
Не будучи узнанным всеми.
Беспечно слагать
Цветные стихи,
Но,зная ,как мысли
Хрупки и тихи,
На стёклах их резать алмазом.
Шагать и шагать
С пустой головой,
Как змеев воздушных,
Неся за собой
Соцветья нечаянных песен.
* * *
Звезда – над источником.
И на дне, среди белых камней.
О, я коснуться воды – не решусь!
* * *
Иголочка с ниткой –
Стежок за стежком.
По тропке смолистой –
Шажок за шажком.
Красные свечки –
Сосен стволы.
В смуглых руках –
Сноп лебеды.
За воском тумана –
Голос сестры.
Шла бы прворней,
Да камни остры.
* * *
Каждый вечер появляется она на берегу
И ждет, когда море позовет ее.
Каждый вечер она входит в закатную воду
И исчезает,
Возвращаясь, только когда рассвет.
* * *
Тот, с чьих струн сорвалась Песня Пути,
Знает, где бродит дождь,
Слышит, как бьются
сердца горизонта
И истертые камни
говорят об идущих.
В горах ему отвечает
чужое эхо,
А в капле росы отражаются море и чайки.
Ветер приносит в его дом
голоса дорог,
Позабытых всеми,
кроме упавших звезд,
Ждущих того,
Кто скоро покинет людей.
Книга.
Будут в книге моей
безмятежно-безмолвные,
будто спящие, горы
и закаты, когда все так тихо,
что становится слышно,
как где-то там, вдалеке,
женщина льет молоко из кувшина
в звонкую кружку.
В книге моей будет море
с прибрежною мокрою галькой
и просоленным ветром,
за которым я уплыву,
лишь отчаянье взяв,
точно посох, с собою в дорогу.
В книге моей будет все,
что известно всем вам,
жившим больше, чем я,
но не видевшим то,
что в древней музыке букв
однажды привиделось мне.
* * *
Босые шаги в тишине
и терраса, прогретая солнцем…
Со стола возьму я бокал,
задумчиво покачаю его,
и вино устало плеснется в стекле.
Моя тишина. Запах лимона и мяты.
Тонкая белая занавесь
просвечена солнцем.
Ветер отдернул ее.
Закрою глаза
и так буду долго сидеть,
ощущая, как тени листвы
скользят по лицу. Как спокойно!
Чей-то голос разбудит меня.
Обернусь. Чтобы увидеть тех,
кого ждала так давно.
и им удивиться забуду.
* * *
Она любила смотреть,
Как на пыльном лезвии дороги
Путники забывают
Усталые следы,
И думала о том, как года
Прольются вне ее стеклянной башни.
Она не верила мостам,
Потому что они соединяют берега,
И училась слушать тишину.
Как птица вьет свое первое гнездо,
Так она неумелыми пальцами
Хотела сплести чью-то историю
И улыбалась вслед,
Проходя сквозь легенды и летописи.
Она была как все, кого не бывает.
И только огонь утверждал,
Что дом – там,
Над и за горизонтом,
Там, куда уходит солнце.
Она спрашивала горы,
Но те упрямо, как старики,
Говорили только то,
Что привыкли знать.
И однажды вечером,
На закате,
Она разбила все зеркала и ушла.
* * *
Звездный танец, пара крыльев,
Что еще с тобой нам нужно?
Может быть, гобой да флейты,
Да огни над речкой в ивах.
Ветер, в волосах поющий,
И в глазах – лишь отблеск грусти.
Я не тот, кого ты знаешь,
Ты не та, с кем я танцую.
* * *
Еще не юноша, уже не мальчик
Мой принц песка и пирамид,
Высокомерный, как египетская кошка.
С улыбкой божества, покинутого всеми,
Ты до сих пор печаль мою хранишь
И раскрываешь книги, точно судьбы.
Мой одинокий властелин иллюзий,
Идущий по воде и облакам,
Ты вспомнил ярость, власть и битвы.
И то, как я тебе давала имя.
* * *
А Время вновь подносит чашу,
Где смешаны с вином
И пыль алмазная, и кровь единорога.
Как близко нужно пронести ее
От пересохших губ!
Глядя из башни на облака.
Себя обняв за плечи узкими руками,
Бездумно у окна стою, и сквозь меня
Текут и жимолость, и небо над часами.
И одиночество, с пригоршней тишины,
Здесь приютилось – скорбная Ундина…
О, как давно мы крыльев лишены!
* * *
Почти закончена страница.
Но вновь свое берет
Не профиль – полуоборот,
Чему – не научиться.
И желтым шариком мимозы
Сквозь гипсовый сосуд –
Бессмертие и солнце. Тут
И не нужны вопросы.
* * *
В этом маленьком мирке
Я и дом невдалеке.
Здесь барашки и цветы,
Солнце, дудочка и ты.
Будем жить – всегда, вдвоем.
Будем петь. И так – умрем.
Облака.
1.
И за плечами время, ласточка и меч.
И не как прежде гнева жди,
Безлико над водой склонившись.
2.
Но веки дрогнули,
И вдребезги – песочные часы:
Не вырвать ирис с корнем.
3.
И запад – узкой стрелкою.
И горы – выше зренья. Но с листа
Не скатится никак росинка.
4.Пора, дитя: облака думают о тени.
* * *
Когда-нибудь и ты, дитя,
Этот дом потеряешь…
Крест из пепла –
На лоб
И – шлемом закроешь.
Гранат разломишь –
Сердцевины нет,
А зерен много.
Ангела или рыбу поймаешь
Да и выпустишь.
Карту ладоней
С паутиной не сверишь,
Огнем, мечом и скорбью –
Перечертишь заново.
А пока – смотри на снег
За сумерками,
Плачь и плети кружево,
Засыпай у окна.
Когда-нибудь…
* * *
Над водой – цветущие ветки.
Лепестки алыми рыбками
Скользят в глубину.
* * *
Река – для ладьи.
Для стонущих рук – весло.
И для чуда – дневная звезда.
Точно ветер – вода,
И за бортом просмоленным –
Отраженья и плески.
А отдых на миг:
Опрокинута в струи рука,
И рукава – по воде.
Брызгами осиянны ресницы.
Осень.
Остановись и сядь. Закрой глаза.
И вместе с паутинкой
С губ смахни усталость. разрой, продрогнув, палую листву
И с безотчетной детскостью
На ветер ворох брось,
Чтоб горькость эта,
Шорохи и тени,
Впустую не пропав,
Засыпали и время,
И тяжелый плащ.
Охота будет после, а пока
Росинки терпеливо собери
В озябший кулачок
Да прикорни – на час хотя бы –
Среди корней: под головою – меч,
В ногах – ручей.
Не бойся тишины,
Не вздрагивай от слез
И не шепчи
Наивных колыбельных…
О девочка, не помнящая снов!
* * *
Чтоб не накликать – дожде не думай.
Запутайся в словах, их льдинками рассыпь –
В игре дорога незаметней. Былинка на ветру!
Твоя пора игрушек кончилась так быстро,
Хоть куколку – соломенное чудо – все бережешь…
Припомни ж все забавы до одной, не плачь,
Шагай вперед, пока еще есть силы.
Вдыхая с терпким воздухом октябрь,
Затягивай шарфом простуженное горло
И вновь не плачь. И боль превозмогай.
* * *
Встань на колени, над ручьем склонись
И волосы случайно по воде рассыпав,
Горсть зачерпни и выпей:
С холодной горечью, с кедровостью смолистой
Осеннее причастие прими.
Прислушайся чуть к шорохам
Рыбешек и камней
И, оборвав – для радости –
Последние рябиновые гроздья,
Вверх по течению ступай,
Ведь там ждет тишина…
Спеши, Последнее Дитя, спеши!
Строчка из хроники.
1.
Библиотека.
Серый промозглый свет
Через красные и желтые стекла.
Распухшие от осенней сырости
Фолианты. Ребенок на полу,
Беспечно переворачивающий страницы.
Горечь и вырождение
В капризной нежности лица –
Ведь чересчур старое вино
Превращается в уксус.
2.
Клавесин, соната Перселла –
Для воспоминаний.
Но от дождей болит голова.
Эта октябрьская тишина
Тоньше стекла.
Мальчик захлопнул книгу –
Как выстрел. Не шуми.
О, мои старые, больные суставы.
* * *
Жемчужина на старческой ладони,
источенной и высушенной солнцем;
брызги прибоя, разбивающиеся
о створки полусогнутых пальцев;
девочка, сидящая рядом:
лукаво-безнадежная улыбка,
белая ткань, подхваченная ветром,
и чья-то случайная притча
в кутерьме соленых волос.
…И к губам приближая гранатовые зёрна
ничего не проси,
Ибо плоть от плоти твоей –
скорбь и покорность.
* * *
Я – Одиночество. Палач, врачующий себя. Память
моя – хлеб, делимый на одного. Разум – ворох
страниц, готовых и для сожжения, и для
чужих губ. И душа моя плачет в ладонях иллюзий.
Я – Пилигримм. Волосы мои забиты песком и
пеплом, а лоб разрезан морщинистой дорогой.
сточен мой посох, и тяжелы от усталости
ноги, и голос сорван Песней Судьбы. Взгляни
мне в глаза и забудь.
Я – Хранитель. Тот, кто был прежде Слова.
Вместо чернил наполнил я сосуд кровью,
пряной и темной, как боль. Вместо пера
взял стебель розы – пусть шипы впиваются
в плоть – я только крепче сожму пальцы.
Вместо молитвы промолчал одно –
единственное имя. И на страницах
печали начал писать Книгу.
Книгу, которая и есть Я.
* * *
Я скорбною царевною была,
Последним колосом,
Послушницею тонкой.
Сквозь одиночество и сны несла
Я древнюю тоску в ладонях,
Как пламя и как золотистый плод,-
Наследство пращуров
В мечах, пропахших дымом,
Секиру поднимавших, точно знамя.
Зачатые войной, легенды из легенд,
Рекою крови, воли и надежд
Они беспечно плыли,
На карте времени
Свой отмечая путь
Детьми и погребальными кострами.
Лишь ветер странствий
Да, пожалуй, первое проклятье
Морщинами язвили души их и лбы.
Астрологи, философы, жрецы,
Они всего превыше чтили меч –
Единственного друга.
2.
Обречена жестокости,
Отточенной и мудростью, и властью,
Я была Последней.
И не мужчиной – женщиной,
Которой быть Сидящей У Окна
Назначено когда-то в день вина и соли.
А я, лбом ко стеклу прижавшись,
До боли стискивала зубы и с кожею
Сдирала с пальцев бирюзу и изумруды.
Дрожа от ненависти к тем,
Кто может жить, твердила наизусть
Полубезумные, священные страницы.
Свою беспомощность и горечь
Пыталась утопить
Во зле и в музыке.
И плакала украдкой,
Смиряясь с сумрачной тоской
По тайнам, славе и стране ветров.
3.
Но кровь – сильней смиренья.
* * *
Ведь там над морем темнота и время
Потом потом скорей пойдем со мной
На берег – вниз – продрогший и пустой
Скрипящий галькой, небесами, всеми
Словами зри посеяв шторм и семя
Я полечу, я ангел, над тобой
Сквозь отблески чернила и прибой
Раскинув руки подставляя темя
И лоб и грудь пути и ветру бог –
Кричу теперь ты знаешь кто и мох
Произрастает в скалах над водою
Выходят звери из чащоб и книг
Висят созвездия плоды ждет миг
Спишь только ты под курткой голубою