самого себя загоняя в угол
привыкаешь к азарту охотника – рог
возбуждаясь поет и впивается в губы
словно не кровь на них а грог
успеваешь крикнуть: ату – ату его!
рассыпаясь телом на свору собак
отчаянно лающую в этот латуневый
полурассвет – полумрак
зайчишка души умирает от ужаса
настигающей тяжести но не умрет
еще долго петляет и кружится
а потом затихает в углу и ждет
сжимаясь в крошечное сердечко
задыхаясь в удушье тягучей тоски
перед тем как зеркальный злой человечек
расстреляет его не целясь навскид
если жизнь – это грех как сказал мне Гофайзен
почему же тогда ожиданье конца
не приносит радости и так безобразен
черный ход в пустоту где сидит у крыльца
маленький злой человечек – охотник
и так долго целится в собственный лоб
что собаки устали и спят в подворотне
а черный заяц забился в су-гроб