После того, как я увидела малыша, который потерял самое большое и синее, что у него было, я не могла долго заснуть дома. Я думала о том, как ему должно быть больно, пусто, одиноко, страшно... Думала: "Ведь бывают вторые шансы, ведь бывают жизни, которые следуют после первой". Я решила попробовать.
Утром я вышла на ту же улицу, которая была разукрашена кишашей массой людей, спешащих куда-то в непонятное, неизведанное, неповеренное, но как будто существующее для них. Я отыскала клетку. Малыш сидел уставившись выцвевшими голубыми глазами на толпы людей, ног, сумок, ботинок, туфель, босоножек, юбок, джинсов, брюк и колготок. Я присела и смотрела на него чуть со стороны. Он всё так же смотрел впереди себя, хотя наверняка заметил меня. Малыш как будто смотрел сквозь какой-то тунель, в который я, видимо, не попадала. Он сидел на коленях, положив ладошки на ноги. Я дотронулась рукой его ручки. Он рефлекторно повернулся ко мне, но, кажется, не понимал, что кто-то рядом.
"Я принесла тебе шарик, синий", - вынимая резинку формы сдутой лампочки, тихо проговорила я. Он перевел взгляд с меня, впившись в мои глаза. Мне стало жутко и как будто кто-то подул вдоль позвоночника, от шеи вниз. Я хотела отойти. Мне стало страшно от того, что я может быть не понимаю его. Как будто глажу по головке, успокаивая его, когда он плачет от боли в коленке. Но я осталась в его холодном равнодушном внимании. Я держала шарик на раскрытой ладони около прутьев его клетки, боясь просунуть внутрь. Меня туда никто не приглашал. Малыш протянул слабые ручки сквозь прутья. Я думала он хочет взять шарик, но он провел пальчиками по моим волосам. Я чуть не заплакала. А может быть и заплакала. Я не помню. Его глаза как будто посинели, взгляд потеплел. Всё таки синий цвет может быть очень теплым. Я подвинулась ближе к клетке и уперлась коленками в металл, разделяющий нас. Малыш прислонился лбом к клетке, я подставила левую щеку и он поцеловал меня. Потом взял шарик с моей руки и приподнес к губам, но не в клетке, а снаружи. Он начал надувать и получилась лампочка. Я улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ и шарик сдулся. Малыш опять стал серьездным и надул шарик до лампочки, но не остановился. Он надувал, жадно наполняя легкие воздухом и выпуская его в шар. Я, помню, смеялась. Мне было хорошо. Мне было, если так можно сказать, сильно - как будто бутон - молодой и свежий -распускался внутри меня.
Синий шар становился огромным. Он стал больше клетки раза в три. Малыш улыбался уголками глаз и светился ярко розовыми щечками. Проходящие мимо обходили увеличивающийся шар, удивленно смотря на радостного малыша в клетке. Я вдруг заметила, что клетка немного щевелится. Это надутый шар тянул ее с ветром. Но малыш не мог остановиться. Он глядел на огромный синий шар и дул еще больше.
Шар оказался не бесконечно резиновым - лопнул.
Малыш испугался, встрикнув с какой-то ноткой плача в голосе. Посмотрел на меня своими огромными синими глазами. Я испугалась, что он может заплакать. Но малыш засмеялся! Я не поняла сначала, видя слезы на розовых щечках. Но он продолжал смеяться. А оставаться равнодушной к детскому смеху невозможно, он заразителен. Я засмеялась. Мне что-то щекотало щеки. Люди проходили мимо с округленными глазами. Малыш смотрел то на толпу, провожая какого-нибудь человека несколько метров взглядом, то на фонари с ярко-синими кусками шарика, то на меня...