Скользнув из поздне-рембрандтовской рамы,
До темноты, беззвучья и отточья,
Сбегали краски вниз багряной гаммы,
Приобретая очертанья ночи.
И ночь смыкала дальние пространства,
И кротостью глубоких глаз Эсфири
Так просто обещала постоянство
Всего, что стало прошлым в этом мире;
Всего, что только есть, всего, что будет…
Вот так и просияли не очнувшись
На чёрном фоне, плавном и послушном,
Прекраснейшее: руки, лица - люди.