Ушел. Глазницами от окон
соседи провели тебя.
Я – одинока…вновь я одинока,
и продолжаю жить, скорбя,
о том, простить, что не сумела
измены боль, твоё враньё.
Змею на сердце я пригрела….
Ужалила…и вороньё
слетелось, поживиться гнилью,
на клочья, разрывая душу.
Но сплетен, пересудов изобилье,
услышав за спиной, – не струшу.
Старушки перемоют кости
тебе и мне. Заведено.
В них столько зависти и злости,
больного любопытства. Всё равно,
я, развернувши гордо плечи,
глаза не пряча под ресницы,
к свободе поспешу на встречу,
воспетую полётом птицы.
Быть может, вычеркну из жизни,
твой образ, голос, запах тела,
и не по-мужски капризны,
истерики, без сути дела.
Шепчитесь бабушки, без лени,
о том, что слишком сильной стала.
С тобой жила я на коленях.
Мне больно так…я так устала.
Взлететь хочу навстречу солнцу,
расправив крылья, выгнув шею.
Журавль стучит в моё оконце:-
«Летать умеешь?». – Да! Умею!