Закат спускает рукава.
Вопит слюнями апельсина.
Прохожий, проходящий мимо,
так жмурится невыносимо,
что исчезает постепенно голова.
На солнце хочется чихать.
Слезится аппарат зрачковый.
И бровь не выгибается подковой,
а только коромыслом, чтоб свисать
удобно было капле подсолённой
с его краёв. И всякий звук,
как хозяин - свой дом, покидает улитки.
Возьми их и продень на нитки,
на волос - в качестве улики,
изобличающей мой слух.
И выйди к морю. Узелок:
орешки, фрукты. Или, скажем,
пикник тебе уже не важен.
Зане был чайками загажен,
тем самым приводя в восторг.
Покатый по разгулу плеч,
закат зрачки сужает, дабы
не сотворило зыбкой дамбы
из них тут море. Ведь кадабры
тебе не неизвестна речь.