Жили-были старик со старухой
В самом Центре, и окна на Волгу.
Потихоньку свой век коротали,
Дни далекие со вздохом вспоминали,
В райсобес за пенсией ходили
Да за месяц вчистую проедали.
Для того дед ходил на базарчик
Покупал там картошку и рыбу.
Вот пошел он однажды с авоськой,
Чтоб пополнить съестные припасы,
Но в ближайшем от них магазине
Не увидел ни хлеба, ни соли.
Дед, вздохнувши, пошел восвояси
Посетить магазин, что подальше,
Но зашедши в него, убедился,
Что и в этом сегодня не гуще.
Что ж – придется идти до базара –
Там киосков наставили густо.
Может там улыбнется удача
Небольшою краюшкою хлеба.
Так помыслив, ступил на дорогу.
Дед ! Ну где же глаза твои были? –
Ведь дорога-то без светофора, -
Здесь машины снуют без разбора.
Глаз да глаз за дорогою нужен!
Ну а он зазевался, сердечный,
И успел только скрип он услышать
(Так скрипят тормозные колодки),
Как его отшвырнуло машиной.
Дед очнулся – кругом стоят люди,
А один, в пиджаке темно-красном,
Наклонившись над ним, молвил тихо:
Как ты, дед,- не сильно зашибся?
Сам подняться ли сможешь ты, старый?
Может быть, подвезу я до дому?
Мы все можем решить полюбовно –
Откуплюсь чем только пожелаешь.
Дед кряхтя, поднявшись, отвечает –
Да помилуй, сынок, как же можно? –
Ну ушибся слегка – ну так что же?
Жив-здоров, слава богу, и ладно.
С кем, скажи-ка, еще не бывает?
Не волнуйся – езжай себе с богом.
Пробурчал парень что-то невнятно
И умчался на опеле белом,
Что-то в руку бережно сунув.
Дед потом разглядел, что визитка.
Вот пришел он домой и хвалится –
Дескать, был он на рынке центральном,
Да попал невзначай под машину.
Не простую машину – крутую.
За рулем у нее – новый русский.
Как наехал – так сам испугался,
Откупиться хотел, чем захочешь.
Вот на память визитку оставил.
Как взялась тут старуха браниться.
- Дурачина ты, простофиля –
неужели ума не хватило –
у него ведь денег – без счета.
А тем более – сам предложился.
Надо ж было бы хоть телевизор
Запросить за такое увечье.
Наш-то уж давно, как сломался.
Уж забыли, когда и смотрели.
Воротись, поклонися крутому,
Да без телека не возвращайся.
Что тут спорить, коль бабка взвилася.
Тут не спорить, - а слова не вставить
Посмотрел он на адрес в визитке
И пошел себе медленным ходом.
Вот пришел он к крутому и звонит.
Тот открыл ему двери и молвит:
Чего тебе, старый, потребно?
Ему тихо старик отвечает:
Ты уж так не гневись, дорогуша,
Мы тут с бабкой вдвоем порешили,
Что за травму мою и молчанье
В самый раз бы сошел телевизор.
Не какой-нибудь там панасоник,
А сгодится любой, завалящий.
Лишь бы можно смотреть его было,
А то наш-то совсем поломался.
- Ладно, дед, не обижу, не бойся.
Я же сам обещал, если помнишь,
Что помочь я смогу, коли надо.
Говори-ка свой адрес – подброшу.
Дед сказал и ушел восвояси.
Вот приходит домой через часик,
Глядь – а в комнате в кресле бабка,
А напротив – цветной телевизор.
И гундосит себе потихоньку.
Не кокой-нибудь там панасоник,
Но фунай – это тоже неплохо.
- Ну как, бабка, работает шибко?
Он с порога жену вопрошает.
- Дурачина, ты , простофиля!
Выпросил цветной телевизор,
А на кухню смотреть даже тошно.
У плиты, ведь, одна лишь конфорка –
Ни сварить, ни пожарить нормально.
Воротись, дурачина, скорее,
Да спроси заодно уж и плитку.
Дед отправился снова в дорогу.
Что сказать, если сам не додумал.
Вот пришел – перед ним те же двери.
Ничего себе двери – стальные.
Утопил звонка кнопку тихонько,
А взамен – соловьиные трели.
Дверь открылась – как джин из бутылки
Перед ним – опять новый русский.
-Чего тебе, старый, однако?
Или телек паршивый – не пашет?
Вроде сам проверял – все в порядке.
Ему тихо старик отвечает.
-Ты прости, не гневись, дорогуша.
Мне тут бабка устроила баню.
Говорит – возвернися, однако,
Да спроси заодно уж и плитку.
Наша, слыш-ко, на ладан дышала,
Да на днях развалилась на части.
Ей видать лет побольше, чем бабке.
Только та, мне на зло, еще в силах.
-Не печалься, ступай себе с богом.
Заодно уж пришлю тебе плитку.
Дед вернулся – глазам не поверил, -
На кухне суетится старуха.
Чай готовит и блинчики жарит,
Да еще и картошку на завтра.
Все при этом на новой на плитке
Голубой финляндской эмали.
- Чай теперь-то твоя душенька довольна?
Ну а та – на мужа и не глянет,
А все пуще прежнего бранится.
- Дурачина ты, простофиля.
Выпросил новую плитку.
А куда ее ставить – подумал?
Посмотри-ка вокруг – это кухня?
Мне соседок позвать – и то стыдно.
Здесь стена, а там угол ободран.
И полы от времени рассохлись.
Тараканы и те уж от страху
Как заглянут, так сразу и дохнут.
Воротись, говорю, дурачина.
Сговорись с ним на тему ремонта.
Да скорей шевелися, старый.
Что ползешь как побитая кляча?
Дед вздохнул – что случилось с бабкой?
На себя уж не стала похожа.
Вот что делает алчность с людями.
Ей все больше захапать в охотку.
- Я схожу, - он ответил с порога.
Только в следующий раз уговор – чур,
Ты сама под машину бросайся.
И вот снова знакомые двери.
Швы сварные прикрыты узором,
А на уровне роста, где номер,
Телеглаз среди вензелей спрятан.
Вновь звонит. В этот раз слишком долго.
Дверь открылась – не ждал. Даже вздрогнул.
А за нею хозяин квартиры
Словно черт с табакерки смотрит.
- Чего тебе, старый, не спится?
Или мало тебе еще плитки?
Ему тихо старик отвечает.
- Погоди, не шуми, дорогуша.
Не по собственной воле – по бабьей.
Совсем заглумилась старуха.
Загоняла меня, как Савраску.
Я не молод – по городу бегать.
Ну а ей – что с того за забота?
Говорит она мне – топай снова
И спроси – как насчет бы ремонта?
Дед пока говорил – он менялся.
И лицо , бледновато сначала,
Становилось пунцово-багряным.
И сказал, прорычав по тигриному:
- Я вам, что – золотая рыбка?
Вы что, старые, - с груши свалились?
Мне вам может и дом еще справить?
Шел бы старый своею дорогой.
Да быстрей, пока еще можешь.
Так сказал он и дверию хлопнул.
Шибко хлопнул – аж дух захватило.
Словно крышку захлопнул и баста.
Дед стоял минут еще двадцать,
Да все думал – что бабке ответить.
Не надумал. Пошел восвояси.
Всю дорогу ломал себе шею,
Как бы так отбрехаться получше.
Но никак не шли мысли – хоть тресни.
Как стальная плита опустилась
И отрезала будто бы что-то.
Вот прошло два часа, как в дороге,
Но вернулся дед снова до дому.
Глядь – в дверях замка – как не бывало,
Дверь на честном на слове закрыта.
Постучал – открывает бабка,
Но ни бранного слова, ни звука.
За порогом осколки посуды
Да цветной телевизор – на части.
А у новой у финской плитки
Из четырех – две конфорки осталось.
Ну, вздохнул дед, - слава богу.
Хоть какой-никакой, а прибыток.