...Которые у каждого, разумеется, были свои. То есть уникальные. А поэтому я на полноту изложения никак не претендую. Лоскуток – он и есть лоскуток.
Тем более, что опоздала на день. Говорят, самое-пресамое все происходило именно первым вечером, когда все только-только, и сразу – уже все случилось, когда – первые знакомства и первые брудершафты, и танцы при луне, и мартини в душе… так вот, при всем этом меня не было. :) И поэтому расскажу только о том, что видела сама.
***
Надо сказать, что идея слета всея Стихиры долгое время витала в воздухе, и распылял ее Юра-Джокер. Но оседать в виде какой-то конкретики идея начала только к тем порам, как Джокер волею судеб заболел ангиной, и за дело взялся нестерпимо ответственный Юра Ракита. Тогда же были найдены «анонимные спонсоры», которые по обоюдному согласию с пансионатом определили количество базовых мест (30 мест = 15 номеров) и точные сроки – первые выходные июля 2001. Тогда же началась предварительная рассылка.
Рассылка будоражила воображение, поскольку состояла из пересчета койкомест и иногородних участников мероприятия:
Нелли Ткаченко – 1,
Эклога – 1,
Grafomanka – 1,
Кира Таюрова – 1,
Владимир Годлевский и ассистентка – 2,
Веслоногая Птица – 1...
Хотелось из жадности занять три номера на неделю и пожить полноценной жизнью еще в двух соседних. Но, понимая, что все самое интересное пропускаю, и храня лишь слабую надежду на то, что моя половинка двухместного номера меня дождется, – я кое-как сдала пятничный номер своей газеты и ночным поездом стартовала нах Москау.
***
Московская суббота началась для меня с утреннего кампари в «проекте ОГИ» и прогулки по Кунцевскому парку. В результате всей этой красивой жизни я пропустила очередь на звенигородский автобус, а посему была доставлена в Липки на спецмашине с тонированными стеклами, с красной розой и в изрядно расслабленном состоянии. Надо сказать, в излишне расслабленном. :)
Видела я в своей жизни несколько загородных пансионатов и даже гостиниц в центре районного центра. Выйдя на балкон, вы через пять минут получаете три окурка за шиворот и исчерпывающую половозрастную статистику населения по всем трем обшарпанным этажам. Ну и подмосковный пансионат я рисовала себе примерно в этом же ключе. Чуть крупнее пионерского лагеря. И ба-знакомые-все-лица ютятся на лавочке возле входа и лузгают семечки под водку.
Однако возле КПП мне пришлось проснуться. Забор, ворота, за воротами в отдалении – огромное здание красного кирпича и модерновой планировки. И охранник хочет знать, черта ли я тут прогуливаюсь.
- У вас путевка?
– Нет, но… эээ… у нас тут должна быть группа…
– Какая турфирма?
– Эээ… это не турфирма…
– Какая организация?
Как-то у меня на языке вязнет фраза «тут у вас должно быть сразу много поэтов…». А как тогда?
– На кого оформлено приглашение?
(Хоссподи, на кого же оно оформлено? Кто с пансионатом договаривался?)
- эээ… Юрий Коньков?
- Нет, таких среди наших гостей нет…
Добросердечный охранник звонит администрации.
Рядом оказываются еще два незадачливых гостя, мужчина и девушка, которые заметно оживляются, заслышав фамилию «Коньков», но на мой вопрос в лоб – вы, мол, кто? – тушуются и куда-то исчезают. Встречаемся мы с ними уже возле стойки администрации в главном корпусе, где диалог про пригласившую турфирму повторяется, но с некоторыми драматическими вариациями. Наконец к общему облегчению выясняется, что путевки оформлены таки на Ракиту, фирма наша гордо называется «Стихи.ру», мне оставлен ключ от номера с запиской, а о текущем пребывании поэтов администратор говорит с непередаваемой интонацией ужаса и восторга:
- ОНИ ВСЕ НА ПРУДУ!..
И, понизив голос почти до шепота:
- Их там человек восемьдесят!..
Мои попутчики:
- Мы были на пруду! Там никого нет!..
Администратор:
- Но они сказали, что ушли на пруд!..
В записке – схема «как пройти на пруд». Кажется, твердой Ракитиной рукой. Делать нечего. Я бросаю вещи в номере и, вооружившись запиской как путеводителем, отправляюсь искать пруд.
***
Кажется, уже дольше рассказываю, чем оно происходило. А почему? Да потому, что потом все стало происходить как-то быстрее и скомканнее. Люди, люди, люди, голоса, имена, все заверте… и нет уже того необходимого лирического одиночества, каковое только и может подлежать пересказу. Остается лишь “Петя пошел направо, в то время как Коля пошел за водкой”. Что, разумеется, тоже имело место. В свой черед. А пока - путь мой был тернист.
***
Нет, мне, разумеется, дали подробные объяснения: выйти за ворота за стадионом, идти по дороге налево, а там будет видно. И записка=карта=схема в руках. И ворота я нашла, и стадион, и котельную – ориентир, и дорогу налево. Которая через десять минут уперлась в забор какого-то садового участка. Еще сколько-то времени я шарахалась по округе, расспрашивая прохожих. Примечательный диалог с владельцем одной из дач. Амплуа “благородный отец”, и в интонациях - то, что в учебниках по актерскому мастерству называют “московской фонетической школой”. Нараспев, с крыльца:
- Девушка! Вы каво-то ищете?
- Да, ищу. Я ищу пруд.
- Ка-вооо?
- Пруд! Подскажите, где тут у вас пруд?
- Как фамилия?
- Пруда?
- Я вас не понимаааю. Вы ищете рабоооту?
- Нет, спасибо.
- Как вы сказали?
- СПАСИБО! Мне ничего от вас НЕ НУЖНО!
Разочарованный, скрывается в доме.
А пруд обнаруживается супротив логики за пригорком. Дорога идет чуть вверх, в поле, а там – лево руля, и уже видно в ста метрах россыпь разномастных купальщиков. Уже в общей кучке различимы знакомые фигуры, уже выдвигается мне навстречу немыслимо загорелая Эклога, уже приобнимает, уже ведет, уже что-то рассказывает … Уже Машка-Ариадна улыбается, и Гера «Прочие опасности» маячит поодаль вопросительным знаком, и весьма освежают путника объятия мокрого Джокера. Поплавком на воде - доселе невиданный, но сразу узнаваемый Планжер. Кто-то со спины закрывает мне глаза мягкими руками, кто-то подсказывает мне характеристики незнакомца… оборачиваюсь и через секунду узнаю: Нелли Ткаченко.
Кругом оживающие фотографии.
Вот Гена Анников неглиже на расстеленной тряпочке. С гитарой. Вот Володечка Годлевский спешит прильнуть, - отчего же и не прильнуть. Вот Костя Прохоров сияет, вот Таня Кан - Веслоногая Птица, старый друг из уральских краев – немного тушуется при первой встрече. Вот этот, вот тот…
Ну, здравствуйте, что ли, поэты!..
***
Прочитал первую часть Планжер, отнесся критически. Попросил побольше правды жизни и красочных описаний.
Немного поспорили.
Правду жизни я зажилила. С красочными описаниями обещала постараться.
Ну вот, к примеру… Пруд с грязноватой водой. Зеленая трава, синее небо, жаркий июльский день. Пиитические панамки, плавки, шлепанцы. На фоне благородного джипа.
Ээээээ…
И очень пыльная дорога обратно в пансионат. Из разряда проселочных.
Я только пришла, а они уже все накупаться успели и отправлялись утолять здоровый аппетит.
***
Кстати, у страха глаза велики оказались. Вовсе их там было не восемьдесят, а всего-ничего три десятка. Это наша публика успела так за сутки администрации примелькаться.
***
А три десятка – это несколько столов в огромном общепитовском зале.
Не уверена, что в пансионате на обед давали водку. Но что водку в обед пили – это правда жизни.
Чинно и благородно. Даже, кажется, из стопочек. Исключительно с формулировкой «не могу не выпить за знакомство с…». И закусить жюльеном.
И после очередной фазы знакомства народ как-то сыто размяк и расползся кто куда.
***
Расселили нас всех в одном крыле на первом этаже. Про нумера рассказывать нечего, обычные нумера такие, с основательными сдвоенными койками, шевелением гардин на сквозняке и послеобеденной ленью.
Повалялись с Таней Кан на красном плюше, покурили, поболтали.
Захотелось новостей.
Ноги привели в самый шумный номер, где на десяти квадратных метрах, шесть из которых – кровать, собралась безумная компания. Помню Гену Анникова, Клер, Яфу и Графоманку – на упомянутых шести квадратных метрах. А на остальных четырех разместился нестабильный состав: Юра Ракита, АКС, inek, Дима Макаров, Прочие Опасности, Лена Медведева, Володя Годлевский, Plunger, Нелли Ткаченко, разделившая со мной подоконник… Как свидетельствуют фото, были там также Медведь, zamotay, Светлая и даже Пума в дивном ярко-желтом саронге. Возможно, кто-то еще. :) А нестабильным состав был потому, что периодически кто-нибудь решал выйти подышать свежим воздухом. Но потом возвращался.
Профессор Годлевский, Макаров и Планж пели дивный джаз. Затем состоялось многократно отраженное в фотохронике надевание Кирой Таюровой дырявого чулка. Затем пели все подряд. Было, вероятно, что-то еще, но меня сманила Пума, оказавшаяся к тому моменту уже в заоконной реальности, и я кратчайшим путем ушла в окно.:)
***
Дальше день катился как-то неспешно и оживляться для меня начал только к вечеру. Помню, что ходила купаться все на тот же пруд в компании Нелли, А.В., Натальи BHF, Планжа с Макаровым, Петрика и запоздавшего к заплыву Геры ПО. Помню, что Герман нырял с противоположного берега, где как раз приехала совершать вечернее омовение рота солдат. Фотографировались, били комаров, курили сыреющие в пальцах сигареты.
Помню, что после ужина долго собирались что-нибудь предпринять, а в результате осели на стадионе. Поэтическая публика не могла никак пропустить подходящий амфитеатр. Пили водку, били комаров, пели песни под две расстроенные гитары. Доедали какие-то пирожки с ужина.
Кто-то скормил мне таблетку от головной боли, кто-то другой это сфотографировал.
Местный житель привел в поводу меланхоличного скакуна и давал покататься. Дамы визжали. Кавказец Инек оказывал консультативную помощь. Под Ариадной конь решил размяться и заметно прибавил скорости. Всполошились все, кроме самой Машки, кажется. Муж Андрей бегал по полю, отлавливая поводья.
Прибыла поздняя делегация поэтов во главе с Олей Сокол. Спросили, где тут читают стихи. В ответ им вежливо посмеялись.
Впрочем, стихи, кажется, читали тоже. Профессор Годлевский читал. И опять пели песни.
Потом замерзли, устали, благоразумно собрали мусор в пакеты и отправились в корпус.
Ракита, чем-то очень огорченный, выпил одну за другой две бутылки водки, после чего прошелся колесом по асфальтированной дорожке и попросил политического убежища на остаток вечера. Отказать было невозможно.
***
Лирически погрустневшие, засели в номере 17: Костя Прохоров, Сима, Макс Goodzoo, Ракита и мы с Татьяной, как бы хозяева. Часа два пели песни на разные голоса. Что делалось в мире, узнавали по гостям.
Гости были нетривиальными.
Поем.
Врывается Герман.
- А вы знаете, что все собрались жечь костер?..
- Спасибо, Гера, знаем.
Герман исчезает.
Поем.
Врывается Андрей, муж Ариадны.
- А вы знаете, что мы идем жечь костер?
- Спасибо, Андрюш, знаем.
Уходит.
Поем.
Врывается Эклога в растрепанных чувствах.
- Ракита, какая же ты сволочь!..
Ракита продолжает петь.
Эклога исчезает.
Поем.
Врывается Эклога в еще более растрепанных чувствах.
Красиво бросает бутылку водки на нашу кровать.
Красиво исчезает.
Пожимаем плечами.
Поем.
Стучится некто вежливый.
- Простите, вы не видели нашу бутылку водки?
Молча указываем на кровать.
Благодарит, забирает добро, уходит.
Ракита просит не отбирать у него гитары; мотивирует тем, что тут же уснет. На предложение пойти со всеми жечь костер отвечает отказом. Он выглядит абсолютно трезвым, только на ногах стоять не обещает. Гитара в его распоряжении; поет старые песни, которые писал, кажется, еще в лохматых восьмидесятых. Сидим хорошо.
Кажется, даже свечи у нас горят, хотя откуда там быть свечам? Но сидим хорошо.
***
Часа через два спето все, и Ракита уже ходит без посторонней помощи. Дело, кажется, к часу ночи, и мы решаем-таки отправиться на поиски костра.
В холле (а надо видеть этот холл, размером с небольшой концертный зал с прилегающим баром и роялем посредине) спотыкаемся о событие: выступают Годлевский и Планжер. Мэтр за роялем, Планж поет. Каково оно, описать затрудняюсь, красочных описаний не хватит. Звук летит в высокий купол. Администраторы за стойкой немы. Костер отменяется. Восторженно слушаем вместе со всеми.
Когда уходит Планжер, продолжаем петь джаз обновленным составом. Допевшись до полной хрипоты, вспоминаем про костер.
***
С крыльца главного корпуса костра не видать. И если на десять метров отойти – не видать. Если честно, ничего не видать вообще. Только красные огоньки трубы над котельной. Что-то свиристит по-ночному, идиллия. Времени - второй час. Трое богатырей – Юра, Макс и я (за Алешу Поповича) – пытаются разглядеть сквозь время и пространство, где на территории пансионата или возле можно развести костер. Сходимся на том, что это может быть только пруд. Идем к пруду.
По одну руку от меня – Ракита, непрерывно ругающийся на весь белый свет, по другую – терпеливый Макс, который обсценной лексики, как известно, не выносит. Мне самой было интересно, чем дело кончится, но до пруда мы все-таки дошли. Чтобы обнаружить, что они там все давно накупались-откупались-выкупались (русалки, наяды, сатиры в лунном свете, понимаешь ли…). Костер затоптан, и теперь на двух машинах все расползаются в сторону теплых постелек. А у нас – свежая жажда приключений…
Ничего не поделать, тем же составом, плюс Машка с мужем, возвращаемся в лагерь. Герман на машине обгоняет нас, отвозя очередную партию барышень, и обещает вернуться. Лениво спорим на ходу, вернется или нет. Звездочки, ветерок, то-се. Ракита, стиснув зубы, молчит. Макс, вероятно, тихо торжествует.
Тормозим на развилке: половина группы хочет идти прежним пешим маршрутом, полагая, что Герка ни за кем уже никуда не поедет, вторая половина хочет идти по проезжей дороге, навстречу машине.
Машка аргументирует: «Нет, ну он же человек порядочный!..»
И тут Ракиту прорывает: «Х…во быть порядочным человеком!»
Секундное замешательство.
Машка, осторожно: «Нет, ну это не то слово…»
И мы с Юрой, мрачным хором: «То».
Ситуация разряжается общим хохотом. Ракита примиряется с окружающей действительностью, Макс прощает нас обоих, и вместо того чтобы расходиться по палатам, мы полным составом отправляемся… в бассейн.
***
Увеселения поэтов в бассейне с трех до четырех ночи описывать бесполезно. Достаточно лишь сказать, что к середине действа, когда Костя Прохоров с Симой, мы с Юрой Ракитой, Макс и Ариадна с супругом успели намокнуть, накричаться и наныряться во всех водах и ваннах (взрослой, детской и джакузи), в зале эффектно появилась Лена Медведева в сопровождении Алексея Кучукова и пакета с разнообразной снедью. Никогда не забуду, как Лена с крейсерским величием переплывала бассейн, держа на вытянутой руке бутылку водки, и как потом она, матерясь, шла пешком обратно, потому что пить уже больше никто не мог.
Что-то там еще было: игрушки и плотики, гидромассаж, Сима поила меня пивом с риском для моей же жизни, после чего обсуждался текст утренней новости для Литер.ру: «По результатам слета поэтов в Липках Ася Анистратенко утонула в бассейне, захлебнувшись пивом…»
К пяти утра я наконец добралась до собственного номера и свалилась спать без задних ног и каких-либо мыслей. Стихов я в этот день не писала. :)
***
Что-то такое девять, полдесятого… завтракать пора, сказало мне подсознание. Я удивилась, но проснулась.
Поленились, повалялись, поднялись, вышли в люди.
Первое яркое впечатление от воскресенья – тихий Джокер, читающий книжку, сидя на стуле в коридоре. Как-то он ее по-особенному читал. Как будто тут и спал всю ночь. Сидя. Но при этом ни на что не жалуется, что удивительно.
Народу на завтраке было мало. Видимо, не у всех подсознание было интегрировано с будильником.
Погода к воскресенью уже подпортилась, начал даже какой-то дождик накрапывать. Загорать хотели – не срослось, купаться было уже откровенно лень, песни орать нечем… однако было какое-то ленивое утро, были песнопения у меня в номере, на этот раз в присутствии и по заявкам Вовы Годлевского, а потом – общие песнопения в холле, под мастерский аккомпанемент все того же Вовы Годлевского. Публика хлопала. Смеялась восхитительная Яфа в нежно-желтом костюмчике. По холлу ходила Сальвадора, вошедшая в историю криком: «Пппаэты! Дайте рррубль!» Ибо пиво в буфете стоило ровно 21 рубль. Пива не хотелось.
Пели джаз. Устав от джаза, пели советскую классику и классику пионерских лагерей. На фразе «Ленин всегда живой…» (и до этого дошло) вышел Гена Анников, помавая ручкой; едва допели, очень уж все хохотали. Посмотрите на фото Гены, кто еще не видел.
Спели всю классику, осипли на все голоса. Вова впервые, кажется, за двое суток захлопнул крышку рояля и заметил приклеенное к черному лаку объявление: «Игра на рояле строго с разрешения администрации».
Это был знак. Пора было сдавать номера.
***
Объятия на крыльце, у крыльца, вблизи от крыльца. Кое-кто оставался, а кое-кого звала труба. Меня, например, звала. И Годлевского с Гудзу звала. И еще кого-то.
Как-то так вышло, что Ракита, организовав всех, не организовал себе доставку. Позвонили на трубу – сказал, что идет по трассе. Догнали, остановились, чтобы взять с собой. Были посланы. Сапожник всегда остается без сапог, и иногда на этом даже настаивает. Послушно уехали.
***
Последнее от «Липок» - остаток воскресенья у Ариадны с неспешными беседами о современных методах психодиагностики. Заморочили мы с Таней голову Годлевскому. Набулькались все чаю и разъехались по разным вокзалам: Максим на Курский, Володя на Казанский, я на Ленинградский.
Всё.
***
А остальные в это время…
***
А остальные будут говорить, что все было не так. И будут абсолютно правы. :)
PS. Совпадение реальных лиц с литературными псевдонимами расценивать как ситуативное и необязательное.:)