Разбойник серый, первый враг овец,
Матёрый Волк, неведающий страха,
Наслушавшись незнамо где спасительных речей
Решил в душе своей злу положить конец,
Порвать с лесною дикой жизнью одним махом.
Набравшись духу и перейдя, как Рубикон, ручей
(О, глупость, ранней юности венец,
Зачем Ягнёнка я тогда словами мучал,
За что его, беднягу, скушал?),
С повинною явился к овцеводам в стан.
Покаялся, публично попросил прощенья,
Обнюхать и пометить дал себя всем псам,
В смирении снеся насмешки и издёвки
Попробовал похлёбки постной не скрывая отвращенья.
Подставив шею под ошейник и верёвки
Приставлен был к отаре голов в двести
(Да, при Советах барашек в стаде было под семьсот,
И нам, согласно плану, отстрел вели из года в год).
Нёс службу верно, по совести и чести.
Овечки не боялись уж его и в глубине души жалели:
Ведь, говорят, грозой округи целой был,
Бесжалостный, свободный и бесстрашный,
При имени его бараны в ужасе немели,
Хоть и разбойник, но благородным слыл.
И так бы век свой Шарик коротал
(В миру так Волка окрестили пастухи),
Резвясь на травке и нюхая ромашки,
Когда б случайно от Полкана не узнал,
Что на него хотят списать грехи,
Что, мол, его лап дело - пропавшие барашки.
Опешил Серый, подумал малость
И ждать не стал, когда придёт беда -
На память прихватив овечку подался снова он в леса.
Не только с Шариком так в жизни сталось:
Хотел как лучше - получилось как всегда.