Внизу остались маршрутные такси,
Теперь они лишь вымысел, их нет.
Сейчас они лишь бред, есть только мы,
Есть только Август, скалы и ледник-
Его язык нас манит за собой.
Внизу остались даже дети гор,
Смеющиеся над нашей бледной кожей,
Сдающие в аренду лошадей,
Что медленно ступая меж камней,
Доставят нас хоть в Рай, на Крышу Мира.
Решив не соглашаться с их ценой
И испытать резервы своих сил,
Отправились пешком под знойным солнцем
С надеждой побывать на леднике-
Ведь в Августе такая редкость- снег.
Ледник подтаял. Если в Мае был широк,
То в Августе стал узким язычком,
Лежащим где-то в глубине ущелья.
И снег ещё грязней чем в Мае
( А в Мае грязней чем в Декабре).
Идём наверх, любуясь красотой.
Она мрачна, хищна и давит на сознанье.
Ведь горы с городом связывает рифма
И некрологи на камнях-убийцах,
Что изредка срываются с вершин.
Шагаем до онемения в ногах.
Ледник то выглянет, то спрячется за камни.
Мы спрашиваем встречных-«были? Скоро ли?»
Они устало машут рукавами
И отвечают каждый за себя.
«Дошёл. Но стоило переться?
Снег грязен, весь присыпан селем.»
«Я не добрался- говорит другой-
Я лучше в Декабре, когда побольше снега.
Тогда не нужно забираться высоко».
…Мы тоже не добрались, мы устали.
Всего два-три часа нас отделяло
От снега, что не тает месяцами.
Потом, конечно, доберёмся, а пока
Ледник с усмешкою нам показал язык.