Все думал: напишу тебе письмо –
эпистолу, записку на обрывке
трамвайного билета – здесь, у нас,
их выдают почти в любом трамвае,
а это знак: стремление писать
поддерживается угрозой штрафа,
угрозой не доехать, не дойти
и, если глянуть шире, не исполнить
того, к чему тебя назначил Тот,
Кто выдумал трамвайные билеты,
кондуктора и, собственно, трамвай.
Он все расчислил, все предвосхитил,
замкнул все звенья, все привел в движенье
и получил искомый результат:
однажды, изнывая от июля,
от жара, от трамвайной толкотни,
я вдруг пойму, что именно сейчас –
ни через час, ни через полминуты –
я должен написать тебе письмо.
И ленточка из нескольких билетов,
Зажатая бесцельно в кулаке
на случай появленья контролеров,
которых, может, не было и нет…
Так вот, я говорю, что эта лента
дана, выходит, свыше: здесь, на ней,
я нарисую ломаные строки
и тем продемонстрирую Ему,
что Он не зря закручивал сюжет,
выдумывал трамвайные билеты,
кондуктора и весь трамвайный транспорт.
Он славно потрудился, и теперь,
когда земля удобрена настолько,
что стоном изнывает без семян,
все карты – мне в негнущиеся руки.
Здесь Он меня оставит – я один
в ответе за цепочки синих слов,
за то, что мы от Ольгино до Стрельны
опутаны трамвайными путями,
которые единственно одни
скрепляют это финское болото
в подобие фундамента.
P.S.
Но знаешь что, я первый посмеюсь,
когда увижу: результат писаний
не то что всех трудов Его не стоил –
не стоил и гроша в базарный день.
Не обманись, услышав этот смех,
не обманись, как стадо бандерлогов
(Он кой-чего не дал им, и они
теперь всегда обманываться рады),
которые, обидевшись, меня
приговорят к чему-нибудь плохому –
что характерно, именем Его.
Мы встретимся с Ним как-нибудь потом
и, я уверен, посмеемся вместе.