Я у ночи во рту соткал апельсиновый плед
(помнишь, волосы выспались на плече моём, радость, Герда)-
надави на него – ты умеешь – и хлынет цедра
через дырочки-поры, что иголкой колол на просвет.
Я у ночи на шее навязывал бархатный бант,
(помнишь, ты доверяла застегнуть мне цепочку, Герда) –
потяни поперёк: он нарочно искрится так щедро,
и осыплются блёстки, как звёнышки, к милым ногам.
Без тебя одиноко, а небо как душная грудь -
чернотой навалилось - надави, ты умеешь, Герда –
буду – пасынок твой, вдруг влюбившийся в буйную Федру,
упиваться её молоком, да чёрным, боюсь, захлебнусь..
Обними чудом глаз (ты умеешь) – волшебный экран,
там ночей неподаренных, смежных лишь небом, цепочка..
Я рисую на нём письмена, только серым песком по утрам
кто-то снова встряхнёт, и вновь не замкнётся замочек.
--