* * *
Мне чудились уродливые звери
И облака гремучих колесниц,
Когда вошел я в гибельные двери
Мгновенных расцветающих страниц.
Я, словно червь, съедал сырую мякоть
Минутных озарений, дергал нить,
И маятником куклы падал в слякоть,
В ничтожество, чтоб строки сохранить.
Бесплотная немая паутина
Глотала моих жертвенных коров
Лишь с тем, чтоб словно алчущая глина,
Дарить мне слепки с истин и миров.
Я буду Вечным в ней, и горечь плена
Не омрачит Сегодня и Вчера.
Судачат все, что я рожден из тлена –
В тлен и уйду. Чудесная игра!
* * *
Каяться поздно, и память, летящая с крыш,
Больно ударит, вопьется своим острым жалом…
Сомкнуты губы, но ты ли, как прежде, горишь
И наслаждаешься этим безмолвным пожаром?
Жить, и смеяться, и бить себя в грудь… От того ль
Я перестал удивляться, размазанный эхом
Голоса, гулких шагов, продвижения в боль
Серого августа и безучастного смеха?
Как на картине, где тени растений зовут
В место скрещения света, пространства и чувства,
Ты оживешь, проклиная свой утренний труд,
Только сегодня на этом холсте будет пусто.
* * *
На пять промежутков тепла – шесть холодных отрезков разлуки.
И чаще проглатывать ком, беспокоясь о прочности сна.
И верить уже не себе, принимая случайные звуки
За стук каблучков в коридоре, где мутная пляшет луна.
Коробка от старых духов и пустые вязальные спицы…
Знакомых предметов не счесть, но они словно выпали все
Из ряда расписанных схем, где мелькают привычные лица
И где каждый новый предмет – как по встречной летит полосе.
Прозрачные тихие дни растворяются в кухонных чашках,
А с легким ознобом утра я знаком, хоть он неуловим.
Я буду писать теперь письма на желтых простых промокашках,
И может быть, буквы хоть раз расплывутся под взглядом твоим.
* * *
Она разбудит холодом ладоней,
И, имя прошептав, закроет дверь.
Ее мой голос больше не догонит,
Шаги ее похитит темный сквер.
Бессонных крыш лоснящиеся плитки
Расстелят свой простуженный ковер,
И золота несчитанные слитки
Большой луны в карман засунет вор.
А ночь прольется, запахи смывая
Ее волос, пушистых и родных.
Чужая боль – как улица кривая –
Рождает сны и убивает их.
* * *
Как мы бросались стрелками весны,
Наклеивали белый лист на наше небо
И вызывали из бутылки сны,
А джинн любви уже давно там не был.
Ты помнишь золотые ручейки
Прогулок посреди ресниц сосновых?
А грацию огня, когда близки
Бокалы и их звон тревожит снова?
Осыпалась, как известь со стволов,
Немая боль касаний друг о друга.
Сказать нам больше нужно было слов,
А мы молчали в квадратуре круга.
* * *
Ты – пистолет, нацеленный в висок.
Искала семь чудес в слепой надежде,
Но от успеха ты была, как прежде,
На волосок.
Устав от страшных мыслей между строк,
Нашла меня – Последнего Героя,
Приблизившего «Да» своей игрою
На волосок.
Бежала в сон, чтоб высосать весь сок
Из пахнущего счастьем одеяла.
Наверное, была до идеала
На волосок.
Стирая серебро луны в песок,
Из глаз твоих подмигивали черти.
И веруя в тебя, я был от смерти
На волосок.
* * *
Ты совсем не летаешь по крайней левой
И стараешься глубже прятать паспорт,
Не играешь в Black Jack, ешь меньше хлеба,
Потому что много – теперь опасно.
Ты поймал удачу на десятом круге,
А она все в небо, шальная, рвется,
И не видит твоей боевой натуги,
Глубины в усталых глазах колодца.
Ты услышишь, наверно, что счастье близко
И оно шелестит почти что рядом,
Оторвешься на миг от стакана с виски
И поймешь, что счастья… уже не надо.
* * *
Я родился во тьме, потому к ней все время стремился,
Бесполезный для всех, чисто верящий в вечную Смерть.
И в оттенках небес видел сгустки глубокого смысла,
Превращавшего сон просто в запах дыханья на медь.
Был ли узел дорог мне знакомым до памятной боли,
До отточенных искр тяжелеющих белых костров,
Я не знал, но всегда ту свободу, что пуще неволи,
Прибавлял к двум шагам от себя до ближайших миров.
Угасая в себе, я боялся холодного края
И желанья смотреть в эти пропасти злые глаза.
Но знакомый огонь снова вспыхивал, с тенью играя,
Пусть в момент, когда в лед превращалась, стекая, слеза.
Угасая в пути… Да, лукавая с вечной косою,
Подмигнув мне, не раз удалялась с почтением в ночь –
Каждый раз все трудней попадать было пяткой босою
В заскорузлый башмак своей жизни, несущейся прочь.
Но всегда был полет. Хоть от полки до полки в вагоне,
Хоть в лиловом дожде над тенетами древних стволов.
Я в нестройной игре и в нахальном пустом перезвоне
Уловить мог порой отголосок забывшихся слов.
Но не только свой страх я пытался движеньем расплавить,
Всем болезням не съесть мимолетного чувства мечты,
И просторного сна в дыме пышной несбыточной славы
Не стряхнуть помелом, словно голову чью-то в кусты.
Просто будет струна наливаться отчаянной дрожью,
Ветер парус порвет, компас снова не скажет, где мы…
И знакомая боль анальгиновой смоется ложью,
Что дорога из тьмы – это Слово о Свете без Тьмы.
* * *
Сорок минут тепла…
Берег, упавший в лужу…
Тень от огня, стекла,
Памяти… Будет хуже…
Ну а сейчас – слова,
Лилии, запах ветра,
Бег по воде, едва
Чем-то касаясь света.
Лодки в огнях и плеск
Весел. В глазах усталость
И незнакомый блеск…
Сорок минут осталось.
* * *
Я хочу просыпаться, как прежде, в холодном стекле
Твоих глаз, не решаясь на большее. Снова и снова
Рассыпать белый пепел волос, улыбаясь во мгле
И пытаясь твердить, как молитву, всего лишь три слова:
Ночь. Секунда. Мечта… Разрезаю себя на куски,
Распрямляясь в квадратах постылых погашенных окон.
На беду. На предчувствие. Просто на то, что близки
Мы не будем. А стоило ль? Прячусь в беспамятства кокон.
Ты была. Это знаю по синим букетам стихов,
По опухшим губам, по фигуре, застывшей в поклоне…
Может быть, ты и счастлива будешь в стране облаков –
Хоть на миг прикоснуться позволь… Только ты за стеклом. И…
* * *
На улицах тихих почти не бывает тревоги,
В колодцах-дворах пролетает огонь,
Стремятся к покою усталые ноги,
Но хочется чувствовать жжение новых погонь.
Гнилые каштаны разбухнут на мокром асфальте,
Лиловые тени деревьев черкнут
Пространство бульвара, и уличное контральто
Ударит внезапно, как кнут.
Потом тишина расползется, бездонная лужа;
На черных скамейках листва
Шевельнется от ветра едва,
Как будто маня в долгожданную белую стужу.
И – гнаться за солнцем, холодным, как руки твои.
Знать, что не догнать никогда,
И тяжкого вязкого «да»
Не услышать, а только одно – «ты мне нужен…»
За новые неба слои
Глядеть и пытаться найти в них разгадку,
А может – всего лишь стечение снов,
Бесшумное линий падение в сладкий
Осенний Крещатик, что вечностью - стар, мигом – нов.
[2001-2002]