Я не знаю, что такое память,
я не помню из тебя ни слова.
Бабья осень – бабочка намокла
в ледяной кладбищенской росе.
Мы прошли четыре первых круга,
оглянись – меня ты не узнаешь,
не услышишь сонного дыханья,
не поймешь – откуда позвала.
Я не пела ни в церковном хоре,
ни в текучих отраженных кронах,
я не пахла медом и полынью,
не писала судеб на стихи.
Я была, а, может быть, казалась,
я ушла, а, может быть, вернулась,
я жила, а, может быть, искала
в облаках ответы и следы.
Я могла, но так и не успела
приручить отпущенного лиса,
он такой чудной и лопоухий,
он, наверно, все еще ничей.
Я с тобой молчала о далеком,
говорила тише, чем дышала,
я шептала перышком по шелку
и не знала языка людей.
Мы с тобой, наверно, все же были,
ты, когда оступишься, поверишь –
я была пыльцой на оперенье
ангела хранителя любви.