То курлы, то скырлы, посох вместо крыла,
Мозг повыели, кровь охладили.
Этот умер, и этот, и та умерла,
И за мною уже приходили.
Приходили, пещерились черным зубьем,
Уши рвал омерзительный скрежет.
– Не задушим, – сказали, – так палкой убьем.
Пес не съест, так хозяин зарежет.
И остался я ждать, машинально жуя
Этот хрящ, эту жесткую мякоть.
Тут и осень настала, легла чешуя,
Ночи начали звездами звякать.
Птицы бросились к югу, крича «Невермор»,
Сединой оторочились травы…
«Не замочат рывком, так возьмут на измор,
Все одно не уйти от расправы».
С этим чувством я жил, с этой мыслью вставал,
С этой мукой входил в передряги,
С этим сердцем разглядывал тусклый овал,
Искаженный поверхностью фляги.
Боже, как я себя уговаривал: – Плюнь!
Годом раньше, событием позже.
Не разрыв, так удар, не апрель, так июнь…
Ты меня игнорировал, боже.
О себе, бесконечном, безмерное мня,
Тварь дрожащую путаешь с прахом.
Ты не любишь меня, ты не веришь в меня,
Унижаешь безумьем и страхом.
Полыхнешь перегаром и мри – костеней,
Враскорячку сползай с пьедестала.
Вот опять двое в сером прошли без теней
И земля скрежетнула и встала.