Я сам закрою все твои засовы,
И сам забью последнее окно,
Мне эти слезы дики и не новы,
И скучны, как китайское кино.
Трактирщица, чума, посудомойка,
Масштаба пошехонского ларька,
Нарядна, как ворона или сойка
И как они страшна и велика.
Живи себе от выдыха до вдоха
За тем забитым наглухо окном,
Куда не долетит моя эпоха,
Куда не доскрипит мой тайный дом.
Питайся коноплей и сухарями,
И запивай вином и сулемой,
А я себе за синими морями
Спокойно поползу к себе домой.
И все что не разрушил – не разрушу,
И все, что не довзял - не заберу.
Налью по край надтреснутую душу,
И выпью все, и больше не умру.
Мне столько дел положено по штату,
Мне столько сил отпущено вперед,
Что я свою казенную зарплату
Сменяю смело впредь на бутерброд.
Пиликай тонко на вороней скрипке,
И регулярно бешено рыдай.
Перебирай обиды и ошибки,
Свой бред вчерашний весь перебирай.
Мой унитазы до скончанья века,
И лопай все, что с боем оторвешь.
Я не петроний, даже не сенека,
Не всуну в вену благородный нож.
Я дотяну до берега иного,
Я доплыву до пристани всерьез,
Где на лугу здоровая корова
Ко мне сойдет сквозь крутизну берез.
И где природа не поет, не плачет,
Где солнце не расплавлено до дна.
А то, что ты жива, не много значит
С той стороны забитого окна.