Моя мать ходила смотреть на мёртвую. Она плакала, причитала и сожалела по ней. Дома же она съела чашку щей и говорила о ней и её сыне, изредка всхлипывая.
Кроме моей матери ещё много народу пришло поглазеть туда, и все, наверное, для того, чтобы убедиться в том, что не умерли ещё сами, да и поразвлечься легонько. Они все толпились на кухне и называли себя роднёй покойницы, очень не желая помочь в похоронах деньгами, но очень же сожалевшие о её кончине –
За своё сожаление они хотели бы что-нибудь получить, но покойница, наверное, плохо слышала ещё при жизни, раз забыла упомянуть их в своём завещании.
Какая-то старушка злорадно и со знанием дела говорила о способах лучшей сохранности мертвецов – при этом она вспомнила детали всех похорон, на которых исхитрилась побывать –
От этого на душе моей становилось спокойно: не исчезли ещё рабы и илоты – и спартанцы могут ещё спать спокойно, не храня амбары свои от таких же, как они – и, от лаконичности слов, глаза, будто лампочки, гасли бы и тухли, словно костры, озираясь собственной позолоты – но лишь в зависти –