Я помню, как в школе
на скучных уроках
с соседом по парте,
На лицах храня
все, что нужно, и даже –
ума выраженье,
Мы с видом таким,
словно думаем с ним
о самом Бонапарте,
Притулившись оба,
игру затевали –
в «морское сраженье».
Чертили квадраты
и в них размещали
свои «эскадрильи» -
По десять линкоров,
простых, разномерных,
без шика и лоску,
И цель означая,
буквой и цифрой,
друг друга «бомбили»,
Стараясь хоть изредка
взгляды бросать
на классную доску.
«А-10»... «Б-8»...
Ответ дожидаясь,
терялись в догадках:
Зачем карта мира
пестра так спесиво
и вся - словно в латках?
И слыша, как кто-то
невнятно и тихо
там что-то у карты бубнит,
Шептали друг другу
то «Ранен...»,
то «Мимо...»,
то просто, порою с улыбкой,
- «Убит»...
- Я – ранен! –сегодня уже не шепчу я –
кричу! –
не соседу по парте –
Всем людям планеты!
Народам и странам!
Всему человечьему роду!
Кричу всем, кто слышать
обязан и должен
и шепот в апарте,
И глас, раздирающий душу и тело,
и даже – Природу.
Кричу, не играя,
кричу без притворства –
мне чужды все роли!
Кричу задыхаясь
от участи горькой,
взрываясь от боли,
Кричу оттого,
что в эпоху повальных измен и предательств
Душа холодеет
от бед постоянных,
от злых домогательств.
Я – ранен! – когда
дико-праздною оргией
шика и помпы
В планету швыряют
бездумно-беспечно
ракеты и бомбы.
Я – ранен! – когда
растравляют народы
на бойни,
В хрупких стенах доверья
вытворяя «цивильно»
пробоины.
Я – ранен! – когда
два соседних,
два близких народа
Истребляют друг друга –
«под общим шатром кислорода».
Я – ранен! – когда
на земле Авраама Линкольна,
Мальчонка вопит,
простирая ладони к прохожим,
- «Мне больно!..»
Я –ранен! – когда
над Нью-Йорком безумствует «Боинг»,
Людей обрекая
на кров инвалидных
колясок и коек.
Я – ранен! – когда
миллионы людей на планете –
в изгоях,
Я – ранен! – когда
люди роются в жажде прокорма
в помоях.
Я – ранен! – когда
рассылая в конвертах
заразу,
Кто-то грезит акульи
съесть ему ненавистную расу.
Я – ранен! – когда
одуряет сознанье
дешевенький триллер,
Я – ранен! – когда
кто-то бодро чеканит:
«Профессия - киллер».
Я – ранен! – когда
от страны, что я Родиной чтил,
остается лишь странность,
Я – ранен! – когда
от народа, который любил,
мне досталась лишь стадность.
Я – ранен…
Мне память бередит ночами
и душу и тело,
Волчицей сознанья
пытает и гложет –
со знанием дела.
Я – ранен…
Мне страшно…
Из раны - не кровь, а
события-факты,
И солью на рану –
тома Деклараций,
все Акты и Пакты…
Резня в Сумгаите…
железные прутья…
в руках у вандалов…
Блестят топоры…
ими рубят людей…
из армянских кварталов…
Насилуют дочь…
на глазах у родителей…
их убивают…
Ее, полумертвую…
тащат на двор…
беснуясь, сжигают…
Мальчонка вопит…
от крика и боли
взрываются вены…
Металл раскаленный
проходит сквозь тело –
бессильны и гены…
Погромы в Баку…
Беспредел и разбой…
Дикий ор фанатизма…
Кровожадная злость…
Убивают и жгут…
Новый выброс и выпас фашизма…
И римским аренам –
алкателям крови! –
такое не снилось:
Звериное в нелюдях
за двадцать столетий
удесятерилось.
Манкуртово племя…
Но ад пережившим
не вышибить память.
Загубленных судеб
уже никогда
никому не исправить.
И зимнею стужей,
и знойной порою,
и в час листопада
Терзаюсь и маюсь –
невольный свидетель
наземного ада.
В бессонных ночах,
в днях, овеянных страхом,
рассветною ранью,
В пульсации крови,
в биении сердца –
Я – ранен!..
Я – ранен!..
Я – ранен!..
Я – ранен!..
Изувеченный весь
всей жестокой обоймою века –
«Заказные убийства»… «Терроризм»… «Наркомания»… «Спид»… -
Я безумцем-Эдипом
тщусь сыскать на Земле
Человека,
Чтоб успеть прошептать ему
тихо и с болью:
- Убит…