Проклятый стул. Попробуешь шутить со мной, поставлю для начала в угол. Не напрашивайся. В попытке укусить меня, ты рискуешь закончить свое существование мучительной смертью с вырванными конечностями. И скажи спасибо, что у меня нет печки -–мог давно бы подвергнуться кремации. И вообще, без ежевечерних инъекций оранжевых чернил, ты давно бы присоединился к своим родственникам много лет назад. И не забывай, чем все кончилось для телевизора.
А телевизор кончил очень плохо. Взял привычку меня нервировать, чертов аквариум. Даже по ночам, когда все рыбы уже спят. Да еще уговаривать на обладание предметами, без которых моя жизнь явно не полноценна. Это моя-то? Не стоило ему так шутить. В ярости я не разбираю окружающего на части, и не чувствую боли. Стены помнят об этом, и с тех пор просто онемели. Но над телевизором пришлось поглумиться. К чему трогать неповинных существ. Я предложил ему прыгнуть вместе с балкона. Раз уж жизнь не удалась. Так и поступили. Только я не прыгнул. Телевизор был не так умен, как возомнил о себе. Мир его микросхемам.
Так что старая табуретка, собирайся с силами. Мне нужно написать письмо. Протянуться куда-то на другую сторону мира. Она ждет.
- Ничего она не ждет. Ты злой, противный и хвастливый. Эгоист законченный. Где в твоем сердце место любви?
- Она найдет. Она обязательно найдет. И вообще, любовь к окружающим невозможна без любви к себе. И это не эгоизм.
- Все равно она не ответит, она ведь так не думает.
- Посмотрим.
- И пить столько чая вредно!
- Не стоит так беспокоиться о моем здоровье. Все равно у меня его нет, по крайней мере, я не знаю что это такое. И помолчи, пожалуйста. Захлебнешься опять, а мне придется откачивать.
Дожили. Даже чашка читает мне нравоучения. Где только слов таких набралась. Не нужно было забывать ее на книжной полке.
Чай. Нет, лучше кофе. Но какой? Зеленый? Черный? Красный? Подошел бы оранжевый, разорвать серость. Но пусть будет синий. Я протянусь по небу. Мне нужно. Далеко-далеко. Я даже не знаю куда. Но ведь небо, кажется, везде синее. Правда, оно бывает затянуто тучами, но и они расступаются. Пусть и не сегодня. Письмам ведь нужно время, что бы дойти. Они тоже устают. Она же знает.
Теперь запропастилась куда-то ручка. Маленькая плутовка живет здесь третий день, а все карандаши от нее уже без ума. Придется завести какую-нибудь менее красивую, а то уже и мундштук проявляет все признаки беспокойства, хрипит, кашляет, норовит забиться смолой, не желает отрываться от общения, видите ли.
Ну вот. Нужно написать… Что же нужно написать? Нужно написать – ПРИВЕТ – вот так, большими буквами. А дальше?
Черт. Уже утро. Все просыпаются, а мне пора засыпать. Вставать и идти. Хитрые предметы своей болтовней отняли у меня ночь. Значит до завтра. Боятся перемен, подлые. Если она ответит, я выброшу вас всех, поищете другого шизофреника для разговоров. Слышали? Развел демократию, в самом деле.
Жаль, так ничего и не написал тебе. Придется снова просить ветер. Я и так его большой должник. Но мы ведь друзья, и он выполнит мою просьбу еще раз. Просто шепнет тебе этот ПРИВЕТ, и обязательно большими буквами, что бы ты отличила его от всех других.
Да, кстати, одна маленькая девочка на днях сказала мне, что все предметы разговаривают, просто люди кричат громче всех, и никого не слушают.
Я отдал ей две последние таблетки от времени.
Может быть сделаю еще.
Напишу тебе завтра. Сегодня уже пора спать. Куда-то идти и что-то делать. Нужно ведь использовать сон хоть как-нибудь. Вроде бы перестали сниться кошмары, вытравил их стрихнином.
А ветер пока слетает и вернется. Быть может даже с ответом.