Не так давно, тем летом было это,
Когда трамвай всё шумом заглушал.
Кондуктора, несущего билеты
Бросал в людей, как лодку о причал.
Зашел один, затем - другая входит,
Толкая под бока и, не слегка…
Сивушный запах по салону бродит,
Перебивая запах табака…
Как кто толкнул… Я все своё вниманье
Направил, не тая улыбки в след.
Кондуктор встал, застыв весь в ожиданье,
Глядя на этот новый «бромпортрет».
«По пять рублей с вас» - высказалась громко,
Сквозь шум я слышал. Всё на них глядел.
Соплюха рядом – светлая девчонка,
Сидела там же, где мужик присел.
Глаза искрились доброю улыбкой
И прядь волос скользила по щеке…
Кондуктор, не была изрядно прыткой,
Ждала его… Он шарил в пиджаке…
А женщина, похоже всё ж на правду,
Была трезва, зашедшая за ним.
Женой была, поддержкой и наградой…
Я понял позже… а пока – не с ним:
«Тебе же две десятки я давала,
Не потеряй, сказала, сохрани.
Ни сумки у меня нет, ни кармана,
Ведь ты позоришь… Стыдно мне, пойми…»
Вагон качало, как-то стало тише.
Казалось, с интересом слушал Он –
С дугою металлической на крыше,
Простой, облезлый, но с душой Вагон.
«Ты что, притырил?» - шарил – на изнанку,
Из брюк табак, тряся в который раз…
Она его ругала не за пьянку…
Я видел – на глазах он гас, и гас…
Сошла улыбка с моих губ впервые.
Тревожно стало, что-то – не по мне…
Пресечь решил я страсти огневые -
Полез в карман, мои–то – все при мне.
«Ты что, в натуре, думаешь, припрятал?
Как ты могла такое мне сказать?»
Соплюха подает чуть виновато
Купюру - в десять, не устав жевать.
«Ты, их нашла? Где мог он потерять их?»
Недоуменно свой вопрос жена
Ей задала, запутавшись в понятьях.
Спросила вновь, задумчиво она.
Не веря в то, что можно, так, в секунды
Утрату не заметить ( пуст салон).
Все - на глазах, свободно здесь, не людно.
Стал очень тих пустующий вагон.
Девчонка молча тянет вновь десятку,
Всю смятую, невольно, в кулачке.
«Свою даешь? Скажи все по порядку».
«Свою, возьмите».
Что – то в том толчке,
Словесном, в теле дрожью отзвучало…
В секундах только разница была.
И в них – развязки трепетной начало,
Которая к трагедии звала –
И он нашел, две гладкие купюры,
В кармане, где расческа и платок...
Бывает ж так, хоть, зараз, пей микстуру…
Такой не видел нежности поток…
Он рассуждал легко и мне понятно,
Делился словом, болью не спеша.
Пусть прозвучало что-то и не внятно,
Но, понял я, что в трепете душа.
Покой не ищет, бьется и рыдает…
Под стук колес, быть может, в первый раз.
«Ты что, помочь хотела мне… Родная?»
И слезы света выкатились с глаз…
Она смотрела молча, чуть серьезно
В непониманье, всё еще жуя,
О чем он плачет? С виду – очень грозный -
И вдруг – глотает слёзы, не тая…
Жена.., кондуктор – стерегли молчанье…
Не обо мне сейчас – я был сражён.
Соплюхи этой, голоса звучаньем,
Мужчины, теплым взглядом поражён.
Не представляла то, что растревожит,
Давала деньги, не боясь утрат.
Как это нОво… Иль забЫто, всё же…
Ну, ктО он ей? Ни мать, ни сват, ни брат.
Я двигался, забыв про остановки,
Про зло людское, алчность и печаль.
Ведь – не из Тех…
Чуть рваные кроссовки
И на майчёнке - солнышка печать.
Глаза, как синь, владеющая далью,
На влажном носе пыль нашла покой.
И шортики с боков блестели сально.
В поступке – столько силы… И какой!
«Не думай, я – не пьяница. К ребенку
На кладбище мы ездили… Как сон…
Пять дней, как схоронили дочь – девчонку…
Сегодня были… ей неся поклон.
А годом раньше, сына схоронили…
Ведь не война… Как сердцу не рыдать?
Мы никого с Танюшей не винили,
Сейчас одни…»
И вдруг, Жена и Мать,
До этого, державшаяся стойко,
Глядя в глаза, с любовью и теплом,
Руками скомкав хрупкую девчонку,
Шепча о настоящем… и былом…
Рукою гладя, по головке белой,
Как дочь родную, в самый трудный миг…
И плыл Вагон беззвучно твёрдым телом
В своих покоях нёс душевный крик…