Лирика

            
                ЛИРИКА
               

Вместо предисловия


Я опоздал, мне не сидится –
Обоз ушёл, оставив седока…
Не потому ль мне по ночам не спится,
Что жизнь необычайно коротка.

Не охладит весенний ветер
Моих страстей растратившийся пыл,
Не суждено мне полюбить на свете,
Как я когда-то, в юности любил.

Не суждено к любимой мчаться,
Стучаться в милое окно,
Не суждено под деревом встречаться
И от любви сгорать не суждено.

Но седина вбирает пламень
Давно остынувших страстей
И то, что было в жизни с нами,
Запечатлелось пеплом в ней.

И пепел чувств остывших, раздувая,
И заставляя угли тлеть,
Я вам хочу под ветер мая
О буйстве ваших чувств, пропеть



  *  *  *

Ещё не выпиты до дна,
Ещё совсем не опустели
Бокалы пенного вина,
Не все аккорды отгремели.

Кружится вальс. Твой стройный стан
Я вновь рукою обнимаю.
Надолго ли ещё, не знаю,
Мне этот миг судьбою дан.

Иль может быть, уж рок судил
С тобой не встретиться нам снова,
И та, которую любил,
Уйдёт, найдя себе другого;

И этот вальс оставит мне
Любви неразделённой участь:
С тоской в полночной тишине
Вздыхать, ворочаясь и мучась.



  *  *  *

Курносый носик и улыбка
Вам так идут, вы так легка,
Вы вся нежней земного лика
Непробуждённого цветка.

Природа бойко разбросала
Веснушки каплями росы
И тёмным цветом пропитала,
Как в предрассветные часы.

Из всех восторженных созданий
Вам равной нет, вы тот венец,
Который смог в последней грани
Запечатлеть для нас творец.

Вы хороша зимой и летом.
Всегда. Так радуйте же нас
Своим неистощимым светом
Улыбки, голоса и глаз.



  *  *  *

Хотя земля ещё мертва
И лес по-зимнему печален,
Весёлой стайкой сон-трава
Уже белеет средь проталин.

Вокруг берёзового пня,
В едва оттаявшем оконце,
Она изнежилась на солнце
Холодного сырого дня.

Повсюду снег и хмурый лес,
И день по-зимнему суровый;
И тучи чёрные с небес
Засыпать снегом  лес готовы.

Но свежий снег растает скоро,
Метель теперь ей не страшна.
Пускай зима потешит норов,
В Сибирь пришла уже весна.


  *  *  *

За что я вас любил, не знаю,
Не знаю, почему грущу,
За что сегодня отвергаю
И встречи с вами не ищу:

За вашу редкую беспечность,
За рассудительность и ум
Или за вашу поперечность
И за незрелость ваших дум;

За вашу искренность не в меру,
За веру в то, в чём смысла нет,
За вашу страсть не брать на веру
И верить в откровенный бред;

За смелость в безрассудном деле,
За вашу робость, как напасть,
За жар в душе, за холод в теле,
За безразличие и страсть;

За вашу взрослость не по летам,
За детскость полную – вдвойне –
За всё, за то, что в мире этом
Вы дали и не дали мне.



  *  *  *

Как путник, жаждой утомлённый,
Спешит закончить долгий путь,
Чтоб грудью пасть к воде студёной,
Так я, бессмысленно влюблённый,
Спешу в глаза её взглянуть.

Они бездонны, словно омут,
Куда, как в вечность, канет свет.
Из их глубин лучу земному,
Лучу, воистину святому,
Моих надежд возврата нет.

И блеск отваги, и страданье,
И пламень взглядов роковых,
И укоризна, и признанье,
И потаённое желанье
Всегда присутствовали в них.

Они не могут лицемерить,
И я надеждой робкой льщусь:
Неизмеримое измерить,
Понять, постигнуть и поверить
В непостижимое учусь.


    Гражданин

Томясь надеждой безотрадной,
Без должной веры в свой успех
В подлунный мир не в меру жадный
До власти, денег и утех,
То преднамеренно лукавый,
То без стыда поющий лесть,
Всегда готовый ради славы
Топтать достоинство и честь,
Всегда настигнутый пороком
До самых избранных вершин,
Пришёл я скромно, не пророком,
Но как обычный гражданин.

Особой роли не имея,
Из уст Создателя-отца,
Учить и поучать не смея
Других от своего лица,
Я вижу долг в труде суровом,
Не тронув имени Творца,
Будить непринуждённым словом
Толпы заблудшие сердца
И в век, прославивший тиранов
Мир потопляющих в крови,
Напоминать ей неустанно
О силе правды и любви.



  *  *  *

Мы пьём вино не для веселья,
Нам в жизни радость не дана –
Одно лишь горькое похмелье
Нам требуется от вина;

Чтоб завтра с головною болью
И собутыльником дружком
Стремиться снова к алкоголю,
Распив его за верстаком.

Так каждый раз: не ради пьянки,
А чтобы только мозг травить,
У женщин клянчим на полбанки,
Чтоб снова с кем-то, где-то  пить.

В похмельный строй встают недели,
Бутылок множа частокол.
Глядишь, и дети повзрослели
И сели рядом, к нам за стол.

Им опыт бережно вверяя,
Мы будем гордо говорить:
Жизнь всякий здравый смысл теряет,
Если не пить и не курить.



    Желанная

Я вас любил без состраданья.
В уединённой тишине
Мои нескромные желанья
Вы удовлетворяли мне.

Что вас на это побудило?
Вам неизменно лучше знать.
Скорей всего желанной милой
Вас перестали называть.

А я вас звал. Вам было странно,
Вас выдавал румянец щёк,
Что для кого-то вы желанна,
Любима кем-то вы ещё.

Но всё окончилось нежданно.
Любовь несчастную кляня,
Вы перестали быть желанной,
Быть несравненной для меня.

Мгновенья честного признанья,
Я вас боюсь, как пустоты.
Вы притупляете желанья
И ранней юности мечты.


  Певцам секса.

Не обижайтесь, в самом деле
Я к вашим радостям не строг;
Но мир, увиденный в постели,
Довольно узок и убог.

Мне мир хотелось видеть шире…
По разуменью моему
Я в нём увидел то, что в мире
Способно видеть лишь уму.

И я увидел в там  любовь
Совсем на вашу не похожей,
Не ту, что будоражит кровь
И тянет с женщиной на ложе.

Её на людях не видать;
Она всегда стоит в сторонке,
Но заставляет мужа ждать
С войны и после похоронки;

Она и жизнь отдаст за друга,
Не взяв в замену ничего,
И заболевшего супруга
В беде не бросит одного;

Не закружит в хмельном угаре,
Теряя счёт ночей и дней,
И, как кукушка, не подарит
Детдому собственных детей;

Она…  Ваш слух не утомляя,
Я вам хочу напомнить вновь:
Она великая, святая               
Моя прекрасная любовь.

А что же прелесть гениталий,
Постельных радостей дурман?
Спасибо, что вы подсказали,
Что мы потомки обезьян.

  *  *  *               

Я пьян тобою без вина,
Без вакханального веселья.
Вино в тебе и для похмелья
Нужна мне только ты одна.

Чужого тела сладкий вид,      
И аромат вспотевшей кожи
Ещё сильней меня тревожит
И воспалённый мозг пьянит.               

И ты нетвёрдою рукой
Не отвергаешь притязанья…
Не отвергай мои желанья
И жажду плоти успокой!
               

     Ожидание

Вся жизнь – сплошное ожиданье
Проходит мимо день за днём.
Мы в ранней юности свиданье,
Горя от нетерпенья, ждём;

Потом ждём свадьбу, ждём весну,
Любя картины ледохода;               
Застав в неверности жену,
Ждём с нетерпением развода;

Весной и летом ждём субботы,
Чтоб огороду посвятить,
И, отдыхая от работы,
На свой участок укатить.

За жизнь своих детей в ответе
Мы снова охаем и тут
И ждём, когда же наши дети
В самостоятельность войдут.

Подняв детей на ноги, ждём:
На пенсию, ну, наконец-то,
От ожиданий отдохнём,
Которые обрыдли с детства.

И только смерть нам не нужна -
Не ждём и не горим желаньем,
Но к нам приближена она
Всем предыдущим ожиданьем.



    Памяти В. Х.

Ты с нескрываемым волненьем
О малой родине писал
И с поэтическим уменьем
«Счастливый домик» создавал.    

Какой там домик? Где там счастье?
В потоке сумасшедших дней
Его развеяло ненастье
Несчастной родины твоей.

Отвержен горестной годиной,
Осколкам родины сродни,
Скитался ты забытой льдиной,
Влача бессмысленные дни.

И, наконец, в судьбе участье
Страна чужая приняла
И телу, жаждущему счастья,
Покой и кров в земле дала.


  *  *  *

Под светлым пологом дубравы
Обрызган жемчугами рос,
Венец природы величавый,
Цветок уединённо рос.

Он жил надеждой в мире этом
На силу правды и добра.
Его заря туманным светом
Плела из нитей серебра;

А буйный ветер ночью лунной,
Когда в дубраве нрав смирял,
Лучей серебряные струны,
Лелея слух, перебирал.

Вслед за дождём под звон капели,
В тиши умолкнувших цикад,
Ему с восторгом птицы пели
Напевы дивных серенад.

И вырос он, цветок прекрасный,
Вдали от пашен и дорог
И был готов с улыбкой ясной
Поведать миру свой восторг;

Но кем-то сорван был от скуки
И вот один лежит в пыли.
Безжалостные чьи-то руки
Его на гибель обрекли.


Звенят по-прежнему капели,
Сквозь сень листвы струится свет,
И так же льются птичьи трели…
Но до него им дела нет.


     О поэзии

Поэзия не умерла!
Не верьте вымыслам клевретов.
Поэзия всегда была
Душой талантливых поэтов.

Когда ж рифмач иль стихоплёт,
Вступая с музой в спор жестокий,   
Гордясь, поэзией зовёт
Едва срифмованные строки,

То не поэзия, а бред,
То суррогат и поневоле
Ему, конечно, места нет
На поэтической юдоли.

Но, если в творческом огне
Поэт, испытывая муки,
Сегодня нужные стране
Из лиры исторгает звуки;

Они бесследно не пройдут,
Они кому-то путь осветят.
Их обязательно прочтут
И обязательно заметят.


    Кореянка

Когда, давая внешность ей,
Обряд таинственный свершала,
Природа щедростью своей
Блеснуть, увы, не пожелала.

Скорей, расчётливая скупость
В её деяниях была,
В едином грацию и грубость
Соединить она смогла.

Но в том немногом ею данном
Душа творца заключена;
Таким изящным стройным станом
Гордиться каждая должна.

Он полон женственности нежной
И обаятельности той,
Что взгляд, блуждающий небрежно,
Уводит властно за собой.


  *  *  *

Под утро стала ночь клониться,
В углах пустынно и темно.
Тоска залётною синицей
Стучится в мутное окно.

Постель пуста – нет больше друга,
Она, рассорившись, ушла.
Наверно горькая разлука
Нас безвозвратно развела.

Я жду, о прошлом сожалея.
Приди, верни мою любовь,
Лампаду жизни сном елея
Наполни вновь, наполни вновь.

Забрезжат скоро блёстки света
В моём недрёманном окне.
Я жду тебя, я жду ответа.
Ночь не даёт ответа мне.


  *  *  *

Прелестных ножек воздыхатель,
Бывало, потеряв покой,
Любил их гладить на закате,
Касаясь трепетной рукой;

Наперекор капризам моды
У милых женщин на цвету,
Как сокровенный дар природы,
Я обожал их полноту.

И в непременном обиходе,
И в бурном натиске страстей
Мне ведом был и пламень бёдер,
И холодок нагих ступней.

Я и теперь люблю без меры,
Неисправимый идиот,
Хотя уже не те манеры
И возраст, знаете ль, не тот;

Но, если где-то повстречаю,
То случая не упущу –
Их долгим взглядом провожаю
И сердцем трепетным грущу.


      Сонет

Измученный бесперспективным спором,
Но, между тем, не побеждён пока,
Увёртываюсь я тореадором
От благоверной, словно от быка.

Чёрт накашля'л таких противных баб,
Уж до чего на выдумки проворны.
Зачем им муж? Им нужен только раб
Всегда послушный и всегда покорный.

Но, ежели понятие иметь,
Они в другом совсем не заменимы,
Поэтому их выгодно терпеть
И к их причудам быть терпимым.

Им не нужна мужская мощь и сила,
Им в этом плане лишь бы что-то было.



Накашлял – наделал. (Тамбовское наречие).



  *  *  *

Не тронь цветок, когда бутона
Он не успеет распустить.
Он смотрит в новый мир влюблённо,
Он хочет жить, цвести, любить.

Его приветствует планета
Объятьем солнечной весны.
Ему неведом сумрак света
С обратной, тёмной, стороны.

Он ждёт желанного ответа
От мира чуждого ему,
И яркий свет, и краски лета –
Порука верная тому.

Не торопи его мгновенья.
Уж слишком хрупки и тонки 
Для грубого прикосновенья
Его тугие лепестки.

Пусть он не ведает страданий,
Пускай продлится дивный сон,
И чудный мир его желаний
Не будет горем омрачён.


  *  *  *

Исцелованы губы,
А во взгляде тоска
И сознательно шубы
Пола коротка,
И коленка на страже,
И улыбка у глаз –
Всё, что есть, для продажи;
Всё, что есть – напоказ.


    Разочарование
 
О Боже! Если бы я знал,
В кого так пылко так влюбился,
Кого безмерно обожал,
Чьим нежным именем гордился,
Кого безвременно считал
Непререкаемой святыней,
И перед кем я трепетал,
Робея, как перед богиней?

Не веря искренней молве,
Не веря мысли нежеланной,
Какие в детской голове
Я строил радужные планы;
Как я любил, как я страдал,
Как изнывал в сердечной муке,
Кому я мысли посвящал,
Подумать стыдно – потаскухе.


  *  *  *

В своих дерзаниях не слаб,
Творя решительно и смело,
Какие задницы у баб
Всевышний только не наделал.

Иная до того крута,
Иную до того изгадил,
Что не добраться ни черта
До ней ни спереди, ни сзади.

 
    Талисман

Звезда, гори неярким светом,
Свети, мой добрый талисман.
Кому известно в мире этом,
Какой нам срок судьбою дан?

В какие вещие скрижали
Всевышний или сатана
Рукой поспешной записали               
На память наши имена?

Где та постель, квартира, поле,
Асфальт, развалина, овраг,
Когда по злой иль доброй воле
Нам предрешён последний шаг?

Никто: ни ангел неподкупный
Перед Творцом не согрешит,
Ни дьявол  не возьмёт по крупной
И заглянуть не разрешит.

Молчит насупленная вечность
И от неё не жди ответ.
И, удаляясь в бесконечность,
Звезда ещё роняет свет.


       Граница

Отбиты  душманы, умолкла граница,
Сданы автоматы, получен отбой.
А ночью солдату любимая снится,
И снится родной стороны непокой.

Сельчан, от вина отупевшие лица,
Тревожат ночами солдатские сны –
Там то же сегодня проходит граница –
Граница великой и нищей страны.

Приснилось ему, что его недотрога
Из «Вольво» рукой ему машет вослед.
В стране, оскоплённой неверием в Бога,
Давно уже нравственных принципов нет.

Всё можем продать, что способно цениться:
Любовь и Россия в продажу идёт…
А рядом с солдатом проходит граница
И служба, которая поутру ждёт.

В холодном поту он встаёт среди ночи,
Её письмецо, торопясь, достаёт:
С портрета ему улыбаются очи,
Любимая пишет, что любит и ждёт.

Но больше солдату той ночью не спится.
Хоть силится он, но не может понять…
Россия единою стала границей,
И должен же кто-то её охранять.
               
           *              *                *


Взращён в системе травопольной,
Влюблённый в севооборот,
Поэт на лире богомольной
О травосеянье поёт.

Но что-то не тревожит лира
Крестьян отвыкших от забот,
И нива, что могла б полмира
Кормить…не кормит свой народ.


   *  *  *

Скатилась капля снеговая,
С подтаявшего бугорка,
За ней ещё: одна, вторая…
И вот… на солнышке сверкая,
Бежит ручей издалека.

Лощинки  лужицами топит,
Набух водой тяжёлый снег.
Весна  не долго силы копит,
Весна настойчиво торопит,
Спешит, всё убыстряя бег.

И вот уж окрик лебединый
Прорезал обруч тишины.
Водой покрытые низины
И запестревшие долины
Весенней радости полны.

         
  *  *  *

Я вспомнил вас, когда печали
Осенней сумрачной порой
Внезапно в двери постучали
Ко мне настойчивой рукой;

Когда в квартире одинокой,
Забытый всеми в пустоте
Я разуверился жестоко
В своей недавней правоте

И пожалел, как отвергая,
Ту, что давно была мила,
Пошёл туда, куда другая
Меня настойчиво влекла.

Когда ж, задумчивости вашей
Предпочитая бурный нрав,
Предстал я перед горькой чашей,
То понял, что я был не прав.

Но было поздно. Уж простая
Уведена другим была,
А боевитая, лихая                Сама другого предпочла.


  *  *  *
               
Мне с каждым годом всё дороже
Родные близкие края,
И новый день, что мирно прожит,
Благословлю с надеждой я.

Страна моя, какие цели
Таятся в памяти твоей?
Твой путь тернист и неужели
Нет для тебя других путей?
 
Ведь есть же путь тебя достойный,
А ты всё рвёшься, всё спешишь,
Сквозь революции и войны
Вперёд прорваться норовишь,

Другим есть торные дороги
И лишь тебе, страна моя,
Одной достался путь убогий,
Ведущий к гребню бытия.


         М. б.

В лучах истлевшего заката,
При народившейся луне,
Ты мне казалась угловатой
В среде блуждающих теней.
Позднее я заметил косы:
Две ёлочные ветки кос
И носик, тюпочкой, курносый,
И ножки – пяточки вразброс.

В среде, где царствовала злоба
И ложь гнездо своё вила,
Где жалкими казались оба
Мы под глухим покровом зла,
Мне грели душу только росы
Тех давних дней да шум берёз,
Да носик, тюпочкой, курносый,
Да ножки – пяточки вразброс.

Жить было трудно. Ты устала,
На той тропе, где жизнь прошла,
Ты ноги, обе, поломала,
Ссутулилась, костыль взяла.
Теперь какие, к чёрту, косы;
Остались, как немой вопрос:
Твой носик, тюпочкой, курносый
Да ножки – пяточки вразброс. 


   *  *  *

И в этой душной атмосфере,
Где нелегко произрасти,
Мы место совести и вере
Могли б достойное найти.

Но мы не ищем, мы лениво
Надеждой призрачной живём,
Надеемся неторопливо
И неопределённо ждём.


  *  *  *

Блажен, кто верой околдован,
Кто верен чувству своему,
Чей принцип, вопреки уму,
На всепрощении основан.

А нам судьба дала иное
В земной обители людской:
И всемогущий непокой,
И нетерпенье неземное.

Нам друг без друга не сподручно –
Нам вместе хочется сойтись,
Сойдёмся – надо разойтись,
Нам и вдвоём всё так же скучно.

И ссора следует за ссорой…
Друг другу не сказав прости,
Определяем мы пути
Разлуки длительной и скорой.

Как две волны в одну не слившись,
Мы мчимся по груди морской,
И обретём ли мы покой
О берег старости разбившись.
               

  *  *  *

Надеждой радостной полны,
Стянув деньжонки у жены,
Мы, торопясь, в ларёк ступаем,
Там поллитровку покупаем,
С друзьями под забором пьём,
А после, оправдаться рады,
Без лишней скромности орём:
Нас спаивают демократы.

Пьёт и хозяин, но не так,
Как хлещут люмпен и батрак.
Когда же сделали нас с вами
Родной страны хозяевами,
Мы от избытка чувств спились;
Теперь, чтоб мы не «надрались»,
Кого-то надо: нас иль водку
Надёжно прятать за решётку.


   *  *  *

Такой, как ты, всегда мне не хватало:
Весёлой, грустной, строгой и смешной,
Восторженной и до смерти усталой,
С понуренной и гордой головой.

Я рад с тобой и в радости, и в горе
Делить без принужденья пополам
И холодком окрашенные зори,
И утлый чёлн гонимый по волнам.

И как бы бури нас не изнуряли,
Не била жизнь, силком к земле клоня,
Сломить меня им суждено едва ли,
Пока есть ты – есть берег у меня.

Есть тот причал, где для меня готово,
Когда бывает мне трудней всего,
Тобой душевно сказанное слово,
Идущее от сердца твоего.


       Поэту

Давно контакта нет меж вами.
В своём забытом  литрайке
Ты параллельными мирами
Паришь от жизни вдалеке.

В стране проходят катаклизмы,
Ревёт толпа, как дикий зверь,
И волны бедственной отчизны
Набатом бьют в стальную дверь.

А ты паришь над ними, выше
И, очарованный собой,
Витаешь там, где только слышен
Набат, как ласковый прибой.
 
Любовь, страдания, измены,
Берёзки – тишь да благодать,
И никакие перемены
В двойные стёкла не видать.

Очнись, поэт, в какие сени
Тебя нечистый заволок,
Чего ты гладишь, как Есенин,
Колени, глядя в потолок?

Скажи: какого цвета купол
Подводишь ты под звёздный стог?
Что ты под юбкою нащупал,
И что ты там нащупать мог?
               
Кому ни лень ушаты грязи
Льют родине твоей в лицо,
А ты в бельё чужое лазишь
И не одёрнешь наглецов.

Куда девался голос внятный,
Твой поэтический запал
И стих, что, словно звон набатный,
Бывало, над толпой звучал?


   *   *   *

Остановясь перед могилой,
Где бренный прах её лежит,
Скажи: она меня любила
И, взяв с собой, похоронила,
Последней радости лишив,
Изъяв из нашей жизни трудной,
В своей постели беспробудной,
Частицу и моей души.

Какой бы не была жестокой
К тебе судьба и свет не мил,
Её ты как зеницу ока,
Как огонёк свечи хранил;
Но пламень жизни запоздалый,
Тобой вздуваемый не раз,
Мигал-мигал во тьме устало
И, наконец, совсем угас.


   *  *  *

Нас коммунальная квартира
С тобой на свет произвела.
Был общ у нас кусочек мира
И били общими дела:

Одни и та же двор и школа,
Одни и те же до поры
Забавы, игрища весёлой
Крикливой школьной детворы.

Мы часто дрались и мирились,
Ругались и мирились вновь –
Так незаметно годы длились,
Пока к нам не пришла любовь.

И сразу всё переменилось,
Как будто жизнь прошла во сне:
Мне всё недоброе приснилось
И стала ты дороже мне.

И, отвергая всё, что было,
Я полюбить меня прошу;
С благоговеньем имя милой
Я шёпотом произношу.
 
Мне бесконечно мил и дорог
И взмах взлетающих ресниц,
Стук каблучков, и платья шорох,
И скрип негромкий половиц.
          
И как мне хочется поверить,
Что вот сейчас, вот-вот, но нет,
За растворённой створкой двери
Не возникает силуэт.
   
Совместный путь в житейском море
Нам разделяют до сих пор
Две парных двери в коридоре,
Да старый добрый коридор.

Я подойти к тебе робею
И потерять тебя боюсь,
И неуклюжестью своею
Вдвойне терзаюсь и тмлюсь.


   *  *  *

Печальной прелестью своей,
Когда неверием страдала,
Ты вдохновенье порождала
В душе задумчивой моей.

Но что-то не тревожит боле
Всё то, что не было мне жаль.
Не предпочёл я скучной воле
Твою прелестную печаль.


   
   *  *  *

Выплыл месяц над ракитой,
Ветерок проносит дрожь.
Одинокой, позабытой
Ты дружка у дома ждешь.

Раньше горя было мало
И, когда надоедят,
К окнам дома убегала
От назойливых ребят.

Но судьба свернула круто
У подружки в выходной:
То ли бес тебя попутал,
То ль любовь тому виной.

Мать настойчиво твердила:
Пожалей меня, не пей.
Не послушалась, забыла
Ты наказ её речей;

На гулянке оплошала,
Не смогла осилить страсть
И тому, по ком страдала
И любила – отдалась.

Непонятное случилось,
Видно мать была права.
Обомлела, закружилась,
Помутилась голова.

Он, однако, не прельстился
И привязанней не стал,
Хорошо, что затаился –
Никому не рассказал.

И теперь, томясь оглаской,
Подавляя в теле дрожь,
Одинокая, с опаской
Ты дружка у дома ждёшь.

Даже сердце холодеет:
Может, все-таки придёт,
Может, всё же пожалеет,
Замуж, может быть, возьмёт?



   *  *  *

Угасло всё в моём сознанье,
Всё поглотил ужасный рок:
И дерзкой мысли трепетанье,
И жар души, и пламень щёк,
И жажду крови молодой,
И страсть любовного обмана –
Лишь смог могильного тумана
Реально бдит передо мной.

Одни суровые подарки
Готовит жизнь на склоне дней:
Уж ни тебе объятий жарких,
Уже не пламенных страстей –
Такое может только сниться,
А наяву в судьбе твоей:
Тупые боли в пояснице,
Тоска да ломота костей.


               
       Прибой


Перед разгневанной стихией
Склоняю голову свою,
Люблю, когда валы морские
В дали разбуженной встают.

На тихой местности пустынной
И на лесистом берегу
Их ропот девственно невинный
Я не услышать не могу.

Но больше всех мне были милы
Те берега, где у скалы
В припадке бешенства и силы
Кипят и пенятся валы.

Несокрушимой веры полный
Стремиться к суше пенный вал –
И вот уже грохочут волны
О древние граниты скал.

Их тяготит, как зверя клетка,
Их несвободы неуют.
Они с настойчивостью редкой
В гранитный берег бьют и бьют…

В их круговом водовороте,
В теснине у прибрежных скал
Их неизменный путь к свободе
Я постоянно ощущал

И жадно слушал звуки моря,
Там примостившись на скале,
Любя смотреть, как с ветром споря
Волна бушует в пенной мгле.


       Лето

Шмели на зарослях кипрея
Танцуют танец круговой.
Золототысячник, пестрея,
Разлился пеной золотой.

Лес полон умиротворенья –
Всё поглотил полдневный зной.
Под одинокою сосной
Клубника млеет без движенья,

Устало дышит аромат,
Прочь от цветов не отлетая,
И сосны сонные стоят,
Покой поляны охраняя.

Ни голоса, ни ветерка
Под выцветшими небесами,
И над притихшими лесами
Застыли в бездне облака.



   *   *.  *

Её божественной и нежной,
Неповторимой красоты
И чар души её мятежной,
Едва ли не заметишь ты.

И сердце, полное томленья,
Едва ли негою страстей
Поймёт в восторге умиленья
Всю власть дарованную её.

Не жди своей счастливой дани       
Любви покорной и простой,
Не отвергай её желаний,
Но не пленяйся красотой. 

В её капризах всё пристрастно.
Не обольщайся, погоди
И под её характер властный
Жизнь, как на плаху не клади.


       Признание

Так создан мир, что друг без друга
Существовать нам не дано,
И тяжким бременем разлука
Тебя достанет всё равно.

Едва начнёшь другую жизнь,
Едва отчалишь от порога,
Как сердце начинает грызть
Неумолимая тревога.

Я знаю, что ты ждёшь, ты дома
Решаешь дел невпроворот
Таких обычных и знакомых:
Работа, дети, огород.

Но дума сердцу не указ.
Всю ночь бессонница терзает,
И без твоих лучистых глаз
Меня ничто не согревает.

И я, потерянный, грущу,
Хожу, на целый мир обижен,
Глаза похожие ищу,
Но, всё равно, таких не вижу.



   *   *   *

Назло людскому суесловью
И голубому январю
Я платонической любовью
К ней не по-зимнему горю.

Молю объект моих вздыханий:
Моих надежд не отвергай
И потерпи, своей «лохани»,
Как дар любви, не предлагай;
 
Не торопись с улыбкой томной
Лобзаньем чувств воспламенить.
Целуя, я твой рот огромный
Своим не в силах перекрыть.

Ну, я учту твоё желанье,
Ну, повожу я по краям;
А дальше – дальше расставанье
Грозит неотвратимо нам.

Творец Всевышний, как на грех,
Не написал нам руководства,
Что секс создал не для утех,
А только для воспроизводства.

А мы, в ликующей манере,
Не удосужившись ни в чём,
Не убедившись, не примерив,
От близости оргазма ждём.

Пускай, для многих вожделенный,               
Для нас  в зачаточной поре
Совокупленья дар священный
Покоится на алтаре.


  *  *  *

Люблю я пору листопада
В начальной прелести своей,
Когда осенний цвет наряда
Едва коснувшийся ветвей,
Кой-где мазками кисти нежной,
Не нарушая общий вид,
По кронам бережно скользит
И неуверенно, небрежно
Местами ветви золотит.


В ту пору молодости строгой,
Уже с горчинкой пополам,
Люблю, просёлочной дорогой
Идя по собственным делам,
Остановится ненадолго,
Чтоб видеть, как щедра земля,
Как ветер, кроны шевеля,
Среди оврагов и околков
Волнует зрелые поля.


   *  *  *

Какая женщина! Порою,
Как дар нечаянной судьбы,
Вдруг промелькнёт перед тобою
В извивах жизненной тропы.

И средь разрухи и развала,
И матерщины бытия
Ты осознаешь: не устала
Ещё любить душа твоя;

И не устала ненавидеть,
Желать, надеяться, страдать
И красоту не только видеть,
Способен ты, а созерцать.

И забываются невзгоды,               
Преодолённые в пути,
И даром прожитые годы
Не тяготят твоей груди.
               

   *  *  *

Мы у солнца, у ветра спросили,
Но в безвременье канул вопрос:
Где она заблудилась, Россия,
У своих белоствольных берёз?

Что ж ты, мать, нас оставила в поле,
На пороге безвестного дня,
Не отдав нам достаточно воли
И неволи совсем не отняв?

Мы твои непутёвые дети
И расстаться с тобой не хотим.
Нам по-прежнему солнышко светит,
Только зябко сегодня под ним.

В исторический срок не впервые
Разоряем мы собственный край.
Вразуми нас скорее, Россия,
И в грядущее веру нам дай;

Дай нам зрелость в сердца поскорее
Вместе с верою в завтрашний день,
А за наши грехи нам на шеи
Крест безмерных страданий одень.


   *  *  *

Уверенные стопроцентно,
Что в нашем мире непременно
Приходит всё само собой,
Оправдывая собственное чадо,
Мы говорим: он молодой,
Ему ещё побегать надо;
Пусть о работе не жалеет
И за родителями отдохнёт,
Пусть подрастёт и поумнеет –
Он всё своё ещё возьмёт
И наработаться успеет.

Вот чадо выросло, оно
Бесперспективно и давно
Врубилось в общую идею,
Идти работать не спешит,
А говорит: ещё успею –
К своим родителям на шею,
Удобно взгромоздясь, сидит
И на бесплодную затею:
С харчей родительских ссадить
И на работу проводить –
С ухмылкой лодыря глядит.



   *  *  *

В глазах написано страданье
Всему присущему назло,
А бурной ночи возлиянье
На кофту каплями легло.

Стоишь ли рядом с папироской,
Плюёшь ли ты через губу –
Я красотой твоей неброской
Предвосхитил свою судьбу.

Мой ангел, где тебя носило?
Я долго ждал и, наконец,
Умилостивившись насилу,
Мне подарил тебя Творец.

Свои нечёсаные пряди
Ко мне с головкой наклони
И, умоляю, Бога ради
Покой утраченный верни.

Я жду. Когда придёт суббота,
Тебя я крепко обниму
И с перегаром запах пота
Вновь, с вожделением, вдохну.
 


  *  *  *
 
Какая там любовь? Напрасно
Не создавай красивой лжи.
Тебя в свои объятья властно
Влечёт безудержная жизнь.

Не прикрывайся даром неба!
Бутылка горького вина,
Консервов банка, булка хлеба –
Твоя обычная цена.

Что так могло тебя сломать,
Что так бесстыдно доконало?
Ты –  совесть нации и мать –
Так беспредельно низко пала!

Возможно, скорбная минута
Имела роковую власть,
Когда с любовью похоть спутав
Ты воле случая сдалась.

А ведь бывало: на турнирах,
Любви высокий идеал,
Тебе, избранница от мира,
Свой подвиг рыцарь посвящал.

Бывало, а теперь, о небо!
Бутылка горького вина,
Консервов банка, булка хлеба –
Твоя обычная цена.


   *  *  *

Морозно. Голубеют тени,
Озябли щёки, стынет нос.
Берёзки голые колени
От стужи спрятали в сугроб.

Клоками в солнечной долине,
Поверх рассыпанных снегов,
На каждой былке блещет иней
Короной белых жемчугов.

Природа средств не пожалела,
Попутно ветер усмирив,
В невест роскошных разодела
Весь хоровод прибрежных ив.

Под сень снежного навеса
Они стоят и ждут гурьбой.
Оставь жену и как повеса
Иди и сватайся к любой.

Ступай и, предложив им руку,
В свой быт унылый принеси,
Не принимающую скуку
Их красоту, как часть Руси.

Спеши. Недолго постоянство.
Взметнётся ветер озорной
И всё их пышное убранство
Развеет снежной пеленой.
               


   *  *  *

Лентяю нужен Бог, наверно, больше всех,
Не для того, чтоб больше всех молиться,
А для того, чтоб больше всех  лениться
И сваливать бездействие на грех.



   *  *  *

Одним желанием гонимый,
Как утлый чёлн, издалека
Спешу я к свету маяка
И проплываю мимо, мимо…

Туда ль зовёт меня стремленье
И цель меня тревожит та ль,
И в тот ли край, и в ту ли даль
Указывает провиденье?

И ту ли я дорогу строю,
Благими мыслями мощу
И возвести её хочу,
Как скромный памятник герою;

Где в потаённом мире малом,
Как светоч моего мирка,
Недостижимая пока,
Моим ты станешь идеалом.



   *  *  *

И вопреки судьбе тревожной,
Способной веру загубить,
Забыть вас было невозможно
И невозможно разлюбить.

Того, чем барды, как провидцы,
Мир чаровали столько лет
У вас: ни поступи царицы,
Ни обаянья феи нет.

Есть что-то, что неотделимо
От наших будничных забот,
Что к вам негаданно, незримо
И необдуманно влечёт:

Покой домашнего уюта
Без лишних слов, без суеты,
Без прихоти сиюминутной –
Вот мера вашей красоты.

И здесь-то вы неотразима,
Как жизни вечная среда,
Волхвуете, всегда любима
И обаятельна всегда.


   *   *   *

Нас наше чувство не сроднило –
Не тот характер или стать.
Любовь и ревность поостыла,
Так для чего же клеветать?

Бывает всякое… Порою,
Себя неверно оценив,
Та станет гордою и злою,
А тот – надменен и спесив.

Но, повращавшись безуспешно,
Среди таких же, как и ты,
Ты снова с горем безутешным
Придёшь к ногам своей мечты;

Мечты, недавно чувством милым
Нас звавшей в призрачную даль,
Мечты, что нас с тобой роднила,
И как её нам станет жаль.

Но клевета, восстав порогом,
Прервёт для нас наш общий след…
Давай друг другу скажем: с Богом!
Не клевещи, не надо, нет!

 

   *  *  *

Не для меня твой взгляд лукавый
Звездой язвительной сиял,
Ни мне, желанною отравой
Горячий ум воспламенял.

Не для меня нектаром жажды
Ты продолжала яд струить,
Желая страсть зажечь однажды
И тотчас обо мне забыть.

Ни я, рассудка не теряя,
С успокоительной мольбой,
Слова надежды повторяя,
Не устремлялся за тобой.

Ни мне дарила ты подспудно,
Касаясь прихотью своей,
И опыт жизни многотрудной,
И холод избранных страстей.

То был юнец ещё не зрелый.
Не опытен, не искушён,
В делах сердечных неумелый,
Клевал на эти штучки он.

               

   *  *  *

Ни то, ни это – не такое…
Погас в конце тоннеля свет.
И без тебя мне нет покоя,
Мне без тебя надежды нет.

Не так идёт, не так стирает,
Не та постель, не то бельё.
Не то, не то… И отвергает
Всё подсознание моё.

Казалось бы, не всё равно ли,
Пусть не любовь, так доброта –
Хочу признать, но трепет воли
Мне говорит: не та, не та… 

Та, что любил, ушла навечно
Осталась мира суета,
И рана горести сердечной
Не заживает неспроста.

Видать, начертанное где-то,
Давно мне вышний голос рек,
Давно моя мне песня спета,
И я отпетый человек.



    *  *  *

Овеян сумрачной прохладой,
Хорами птичьими звеня,
Нас ближний лес манит отрадой
От знойного расплава дня,
Из пыльных городских оков,
В покой таинственный и чудный,
В шатёр просторный и безлюдный
Под сенью царственных дубов.

Он примет нас с тобой любезно
В своей  обители простой
И очарует безвозмездно
Неповторимой  красотой,
Нам отдых даст и может быть
Его блаженные чертоги
В душе уснувшие тревоги
Ещё помогут  разбудить.


   *  *  *

Под звуки сладостного пенья,
Не терпящего суеты,
Освобождая из забвенья
Вольнолюбивые мечты,
Служитель музы захудалой,
Судьбу нелёгкую влачу
И с головой от дум усталой
Я рифмы свежие ищу
В пространстве вытоптанном, голом,
Где тесно гениям давно,
Где мною многое дано
Деепричастиям, глаголам
И, пребывающей в тоске,
Другой словесной мелюзге.

Забвенью преданная муза,
Оставленная не в чести,
Готова тяжкий крест нести
Неадекватного союза
Со всеми, кто какой ни есть,
А чтобы досыта поесть,
Презрев достоинство и честь,
С любой другой двуногой тварью,
Не отвергая между тем,
Пельмени лепящую Дарью,
Давно доступную ни всем.

Неплохо бы с красоткой русской
С тяжёлой русою косой,               
С буграми мышц под юбкой узкой
Да в сарафане, да босой
Промчаться утренней росой
По сладко дремлющей дубраве,
Неплохо бы её обнять,
Неплохо бы… Но я не в праве
На это всё претендовать.
Я музу милую мою,
Старушку гордую и злую
Повсюду первой узнаю,
К любому юноше ревную,
Не покидать меня молю,
Её сердечную люблю
И по одной, по ней тоскую.


   *   *   *

У горизонта дали синей
Темнеет строчкой хвойный лес,
А в опрокинутой корзине
Суровых северных небес,
Как стая быстрых птиц легка,
Над мокрым лугом кучкой тесной
Бегут гурьбою облака
В какие страны – неизвестно.
   
Зачем им русская тоска
И наше северное поле?
Их манит южное раздолье
И дым чужого камелька.



   *   *.  *


Покинув солнечные страны,
И к нам в Сибирь весна пришла
И огоньковые поляны
Весенним пламенем зажгла.

И там, где варварской рукой
Ландшафт природный не изгажен,
И в глубь, и в ширь на много сажен
Пожар бушует над рекой.


               
   *  *  *

Когда с неистовым желаньем
Восторженного дикаря
Спешу я, тронутый свиданьем,
По ветру  встречному паря,
К безумной в бешенстве стихии
Под грохот волн, наедине,
И чувства взбалмошно шальные
Гудят восторженно во мне;
Тогда, как безрассудный чёлн,
Без страха и без сожалений,
Ныряющий в пучину волн,
В неумолимый рок течений,
Я мысль надменную ловлю
На острие душевной бури
И понимаю, что люблю
И грохот волн, и блеск лазури.


   *   *   *


Покрыл тропинки лист осенний,
Настала хмурая пора:
Короче день, длиннее тени,
И лёд на улицах с утра.

Грядёт зима – инспектор строгий.
Пора спросить: как будем жить?
Пора подсчитывать итоги
И результаты подводить.

Мы, вроде, сеяли и жали,
Трудились, с горем пополам,
Но подбивать итоги стали
И прослезиться впору нам.

Голландцам наше бы раздолье
Или японцам подарить,
Тогда, пожалуй, наше поле
Могло б полмира накормить.

А мы? И с прежнею тоскою,
Забыв как щедр наш отчий дом,
Опять с протянутой рукою,
С котомкой по миру пойдём
               
                1998 г.


   *   *   *      

Не лови меня омутом глаз;
Ты для робкой любви перезрела
И любовь, зажигая не раз,
До конца в этом чувстве сгорела.

Искушенье угаром прошло,
Отрезвленье ещё не настало.
В теле есть ещё жизнь и тепло,
Но души, к сожалению, мало.

Поле вытоптано до черна
Снисходительностью нелюбезной,
И бросай, не бросай семена,
Ничего не взойдёт – бесполезно.

А любовь – нашей жизни зерно, 
Ей дающая всходы частица.
Если кто-то сумел утопиться,
То и выплыть кому-то дано.


   *   *   *


Хлеба несжатые полей
За жёлтой сеткою дождей
С неимоверною тоскою
Стоят с поникшей головою,
Как укоризна для людей,
Как исполин, лишённый мочи.
В холодные сырые ночи
Им дождь покоя не даёт,
Их ошалелый ветер бьёт
И гибель скорую пророчит.
А где их пахарь? Пахарь пьёт.
Среди надуманных забот
Он отыскал себе кручину
И пьёт, увидев в том причину,
Что им руководит не тот.



  *  *  *

Совсем не трудно убедить того,
Кто, в нерешительности мучимый сомненьем,
Не дорожит своим особым мненьем
Иль мнения не ценит своего.

Но в споре нет труднее ничего
Внушить тому, кто с видимым волненьем
Горит неиссякаемым стремленьем
Сказать, что нет правдивее его.

В свою уверенность бесспорно погружён
И ложною победой упоён
Он на своём готов стоять до гроба,

В нем постоянно возникает злоба,
И хоть другим он кажется смешон,
Но он твердит и нудит твердолобо.



      Подражание классику


Не радует меня ни томное волненье,
Ни игры тайные в тиши уединенья,
Ни пылкие, как юная мечта,
Укусы женщины в порыве бурной страсти –
От них услады нет, от них одно несчастье,
Одна безнравственность и суета.

Милее всех других супружница моя,
И ласками её вполне утешен я.
В любых желаниях со мною не едина,
На притязания мои в ответ
Она заявит мне решительное нет
И только бросит зад (на, подавись, скотина)
И чувствуя, как я стараюсь и молчу,
Миг содрогания ничем не приближает,
Лишь сонным голосом, зевая, вопрошает:
Ну, скоро ты? Я спать хочу.
    


   *  *  *

Желанию не прекословь,
Не презирай телесной неги.
Реальна только та любовь,
Которая даёт побеги.

Сверяясь с временем не раз,
Эпох пересевая золу,
Природа заложила в нас
Влечение к другому полу

Затем, чтоб жизни торжество
В них ни на миг не прерывалось;
И жизнь, истлев, как божество,
Из пепла снова возрождалась.

И, если осени пора
Повеет сумерек дремотой,
И то, чем жили мы вчера,
Отшелушится позолотой;

То и тогда себе не лги,
Не уповай в тоске на старость
И для супруга сбереги
Всё то тепло, что в нас осталось.



   *  *  *   

Увядай, кудрявая рябина,
Задушевных песен идеал,
Я недавно с горькою осиной
Жизнь свою беспутную связал.

Я спешу в задумчивые рощи,
Я ломлюсь в овраг через кусты,
Где нахальный ветерок полощет
На ветвях дрожащие листы.

Я ей лгу с ухмылкою лукавой,
Я ей околесицу несу,
Я ей говорю, что я в дубраву
На руках её перенесу.

А она речам моим внимает
И в мои объятия спешит,
На глазах в любовных грёзах тает
И листами горькими дрожит.


  *   *   *


Я вновь остановлюсь у тополя родного
У вашего окна всё тот же скромный вид.
Неужто никогда не встретимся мы снова
И сердце никогда у вас не защемит?

Связующая нить не может оборваться…
Не скрипнет второпях знакомое окно.
Мы можем не любить, мы можем не встречаться,
Но вовсе позабыть друг друга не дано.

Бросаться не хочу высокими словами:
Я всюду вас искал, надеждой встреч томим,
Я вас боготворил, я просто бредил вами,
Я кротко вас любил, но вы ушли с другим,

Чтоб жажду утолить в объятьях жаркой плоти.
Я вам не буду мстить, здесь неуместна месть.
Пусть время охладит ваш пыл и вы поймёте,
Что ценности совсем иные в мире есть.

Их нелегко понять, когда вы не любили.
Тоской не возместить утраченных потерь.
Я вас ещё люблю, такой, какой вы были,
Но вовсе не такой, как стали вы теперь.



     Весна


Синеет ярче небосвод,
Согретый вешними лучами;
Потоки говорливых вод
Уж отшумели над полями;
Сомнений и надежд полна
К нам приближается весна.

Зима ещё в порывах злобы
Сквозь тучи цедит жидкий свет,
Под крутизной лежат сугробы.
Один восторженный поэт
Сказал: «в полях царит прохлада».
Я говорю: «работать надо».

Мы достоверно знали с вами,
Что нам недолго быть в пути,
Что коммунизм не за горами
И нас ему не обойти.
Побольше ложку припаси –
Иже еси на небеси.

Но сорвалось! О Боже, правый,
Ругались все: и млад и стар,
Каких по адресу державы
Не раздавалось страшных кар.
И даже миру в назиданье
Отдать Чечне на растерзанье.

Мы, обозлившись, стали лгать
На жизнь не хуже супостата,
А наша родина и мать,
Россия, сказочно богата.
К ней надо руки приложить –               
Тогда начнём, как люди, жить.



   *  *  *

Для упований нет причины –
Не всё осенняя пора.
На вас глядят ещё мужчины
И обожает детвора.

И не пора тоски печальной
Всерьёз подумать иногда
О близких днях дороги дальней
Нас уводящей в никуда.

Минувшее очарованье
Под гомон лет не отцвело,
И мудростью - не увяданьем
У глаз морщинками легло.

У ваших губ всё та же нежность
И те же милые черты,
А полнота, как неизбежность,
Вам добавляет красоты.

И вновь сказать своё признанье
Хочу я вам наедине.
И нечестивое желанье
Вновь пробуждается во мне.



       Сосна

Стоит сосна на солнцепёке,
Корнями вросшая в гранит.               
Печально ветер одинокий
Её вершину шевелит.

В борьбе за жизнь неугомонной,
В боренье на пределе сил,
Её раскидистою кроной
Природный разум наградил;

Дал крепкий ствол, где без затеи
Красу и мощь соединил
И корни, гибкие как змеи,
В расщелины камней вонзил.

Ей безразличны камнепады,
Лавин неторопливый сход,
Стремительные водопады
Из ливневых и талых вод;

Ни громовой раскат ударный,
Ни зной, сжигающий гранит,
Ни молния, ни вихрь коварный
Её ни мало не страшит.

И лишь весеннею порою,
Когда смирив разгул невзгод,
Природа щедрою рукою
Блаженство всюду разольёт,

Воображением богатым
Преображая всё вокруг,
Напоит землю ароматом,
Украсит лес, долину, луг,

Заставит всё запеть, ликуя;
И лишь по-прежнему одна,
От одиночества тоскуя,
Стоит среди камней сосна.



    *   *   *

Жизнь не игрушка, а боренье чести,
С лукавинкой прищур недобрых глаз,
Цветы любви, несомые к невесте,
Но не одной невесте напоказ.

В раздоре политическом жестоком,
Тем, кто в своих суждениях не строг,
Им добродетель кажется пороком,
А высшей добродетелью – порок.

Тогда любой публичный фарс уместен,
Любая ложь нисколько не гнусна.
И тот, кто был душой дотоле честен,
Пусть не приемлет эти времена.

В те времена любой бесчестный сброд
Душой болеет за родной народ.
               


   *  *. *

Твой нежный взгляд  и звуки речи,
И дивный голос соловья,
И наши пламенные встречи
У потаённого ручья,
И тайный домысел желанья,
И неприятие тоски
Мне не заменят обаянья
И теплоты твоей руки.

Она скора, как наша ссора,
Как наш ревнивый непокой,
Как и надежда, и опора
Повсюду следует за мной.


   *  *  *

Смотрю на вас сквозь пыль экрана
И километры пустоты
И видеть мне довольно странно
Такие нежные черты.

Природный гений несомненно,
Что в кладовых своих припас,
И было слишком совершенно,
Для вас оставил про запас.

И, воплотив без всяких правил,
Что не хотел другим отдать,
Нас у экранов ждать заставил,
Заставил нас по вас страдать.



  *  *  *

Перепоясанный зарницей
Сырого неба уголок,
То ярким светом загорится,
То упадёт подбитой птицей
И превратится в серый клок.


И снова мир сырой и душный
Перепояшет темнота,
И снова мысли не послушна,
Строптива и не равнодушна
Клок радости из жизни скучной
Изымет резвая мечта.


               
   *  *  *

Мне счастье в любви нагадала цыганка,
Но счастье ко мне повернулось изнанкой.
Я страстно любил, но любви моей страстной
Хватило, чтоб жизнь мою сделать несчастной.

Я встретился с нею предзимнею стужей
Продрогшей, побитой, ушедшей от мужа.
Я всё позабыл и простил ей, что было
И только любви она мне не простила.

Она в сумасбродстве покоя не знала,
Во всём и повсюду меня ревновала:
К почтенной старушке, к замужней, к девице
И даже к колхозной гнедой кобылице.

От этих упрёков мне было досадно,
Я был недоволен своей ненаглядной
И стал ей желать, хоть душа не хотела:
«Скорее бы ты, сатана, околела».



   *   *  *

Я свой взгляд оторвать не могу
От счастливой улыбки твоей,
От твоих, как на белом снегу,
Разметавшихся за ночь кудрей.

По подушке головку склоня,
Полукружьем бровей шевелишь
И, кого-то к себе подманя,
Ты в свой сон погрузиться велишь.

Приближаясь неслышным шажком,
Чтоб улыбку твою не спугнуть,
Я хочу, хоть единым глазком
В полный счастья твой сон заглянуть.

Я хочу, не спугнув твой покой,
Не тревожа счастливого сна
Подсмотреть: кто счастливец такой,
Кем душа твоя нынче полна.



    Эротическое


          I

Я жду тебя на пир желаний,
Где вкусность не припасена,
Где не хранят бутылок грани
Прозрачность терпкого вина,
Где повар не являл искусства
Своих изысканных затей,
Где наслажденья только чувства
Да упоение страстей,
Которые нам жизнь дала,
Наполнив доверху тела.


           II

Здесь всё прекрасно: труд и праздность,
Здесь знаменит партнёр любой;
А красота и безобразность
Почти равны между собой;
Желанья пламенем богаты,
И неги жадные творцы
Не чтят высокие палаты,
Не ценят роскошь и дворцы:
Любой чертог без лишних глаз –
Приют божественный для нас.
               
 
           III

Приди, узнай, как ты желанна,
Как жду, волнение храня,
Как дорога и долгожданна,
Как ты бесценна для меня;
Как ум дурманит бархат кожи
И грудь волшебная твоя,
И чувственной телесной дрожи
Одушевлённая струя -
Источник нежности земной,
Приди ко мне, побудь со мной.

           IV

Сольёмся пылкими губами,
Когда и где нам всё равно;
В любое время вместе с нами
Страстей пьянящее вино:
Зимой безвременье творящей,
В благословенный летний зной,
В осенний день плодоносящий
И возрождающей весной,
Когда вся сущность до зерна
Восторгом жизненным пьяна.


            V

Сплетёмся в жадности безумной
В шатре, которым дарит лес,
В яранге ли, под кровлей чумной,
Под ярким пологом небес;
В пустыне, солнцем ослеплённой,
В кибитке пыльной кочевой,               
В степной глуши уединённой,
Под сонмом звёзд над головой –
Полуразрушенный сарай
И тот для нас блаженный рай.


            VI

Здесь больше места нет сомненью,
Здесь перед Богом все равны!
Забудем кто мы по рожденью,
Чьи дочери и чьи сыны;
Какого племени и роду
И хоть на несколько минут,
Давайте обретём свободу
От всех условностей и пут!
В любом краю любой страны
Мы все для счастья рождены!


            VII

Сплетёмся жаркими телами
В объятьях страсти роковой,
И да померкнет мир над нами
Такой враждебный и немой!
И радость жизни как страданье,
И закипающую кровь
В неудержимое стенанье,
Преобразив, исторгнем вновь!
Пока Всевышний страсть нам дал,
Пускай безумство правит бал!


            VIII

Пируй, не ведая сомнений,
Пока в здоровом теле жив
Осколок чувств, угар влечений
И экстатический порыв!
Оставив бремя треволнений,
До бессознания дойдя,
Рождённое для наслаждений
Забав и радостей дитя.
Предай забвенью тяжкий грех,
Птенец, рождённый для утех!


             IX

Но чувствам миг судьбы вверяя,
Благоразумней вдвое будь
И, нить рассудка не теряя,
О дне грядущем не забудь!
Чтоб не навлечь чреду страданий,
Чтоб не носить во чреве зла,
Чтоб боль змеёй воспоминаний
В груди стеснённой не жила,
Стремись о прошлом не жалеть,
Смотри вперёд и думай впредь!


    Берёзка


Холодный ветер  хлещет броско
И безразличен, и суров.
И на распятии ветров
Одна тщедушная берёзка,
Остановившись на бегу,
Под кручу косы уронила,
Вся изогнулась и застыла
На самом краешке в снегу.

Её подружки, что по робче,
Все от неё невдалеке,
В берёзово-сосновой роще
Спокойно дремлют на лужке.

Куда, зачем она спешила,
Какой надеждою дыша,
Какому Богу согрешила
Её невинная душа?
Людским ли тронута страданьем,
Гонима ль злобною молвой,
В объятья ль первого свиданья
В порыве страсти роковой?
И кто же так неосторожно,
Лишив её последних сил,
Рукой, поистине безбожной,
На самой кромке поместил?

Печаль людская скоротечна,
Проходит горькая беда
И от любви большой и вечной
Не остаётся и следа.

Теперь ей каждая минута
Грозит тревогой новых бед:
Всегда метелями продута,
Всегда одна – исхода нет.



   *  *  *               

Я припаду неосторожно
К груди высокой и роскошной
Большой и мягкой, словно пух,
И кровь, глумяся надо мною,
Широкой шумною волною
Нахлынет и захватит дух.

Не в первый раз, а как впервые
Я мысли грешные – святые,
Как одурманенный шепчу,
И если же непроизвольно
Тебя я приласкаю больно,
Прости, я всю тебя хочу.   



        Регата               

Холодный бриз подул рывками,
Зажал в расселинах туман,
И забелел под парусами
Суровый хмурый океан.

Как стая чаек над волнами
Парит над рыбным косяком,
Они парят под облаками,
Гонимы свежим ветерком.

С обрыва, словно на ладони,
Под сводом пасмурного дня,
Смотрю, как яхты ветер гонит,
Упруго мачты наклоня.

Кто в битвах с бурями упорен,
Седой гордыней чуя власть,
И океан всегда покорен,
И ветер тверже бьётся в снасть;

И яхта, слушаясь руля,
Скользит по волнам океана…
И курс, и скорость корабля
Послушны воле капитана.


      
        Женщине 

Кто из мужчин, бывавших рядом,
И опалённых нежным взглядом
Милее лести и похвал,
К тебе бы страсти не питал.
Надменным взглядом пламенея,
Ты оставляешь жертвам сны.
Какие цепи Гименея
Тебе, коварная, даны?
Как демон вечной красоты,
Как дух небесного признанья,
Ты создана рождать желанья
И похотливые мечты.
Напрасно юноши тебя,
Когда гурьбой сопровождают,
Нахальным взглядом раздевают,
Надежды робкие губя.
Ты неприступна, как скала,
Под бурным взглядом их велений
И только преклонишь колени
Под взглядом горного орла.


   *  *  * 

Подруги юности беспечной,
Что, уходя в небытие,
Вы оставляете на вечной
Её разбитой колее?

Вы, как бесславие и славу,
Сквозь поколенье пронесли
Природой данное вам право:
Творить бессмертие Земли;

В тени невзгод не унывали
И то, что было вам дано,
Вы, реализовав, сковали
Ещё одно её звено.

Пускай оно не слишком крепко,
И в нём нередок недочёт,
Но веренице жизни цепкой
Оно прерваться не даёт.

Да и какие обвиненья
Вам были б преподнесены
В эпоху бурного сомненья
И недоверия страны;

Когда в полухмельном угаре,
Не справившись с наплывом сил,
Его бездарность, пролетарий
Свою историю творил.

Но вы сломать себя не дали.
Стремясь хоть что-то сохранить,
Припрятав деньги, стойко лгали,
Не дав бюджет семьи пропить.

Теперь единственной наградой
За ваши муки матерей,
Вам будут только муки ада
Да отверженье сыновей.

Сегодня, встретясь с верой в Бога,
На тот позор пролившей свет,
Вы с содроганьем и тревогой
Пытаетесь найти ответ.

Пусть вас не мучит осознанье,               
Что сыновья не молодцы.
Какое выстроено зданье -
Такие будут в нём жильцы.


   *  *  *

Опешив, на тебя смотрю.
Что это: явь или виденье?
И вновь судьбу благодарю
За это редкое мгновенье.

Стою, овеянный мечтой
И не уверен, что не снится,
Что над твоею красотой
Не властна времени десница.

Разноголосье бурь земных,
Невзгод холодные метели,
Седая пыль миров иных
Тебя коснуться не посмели.

Ты, как и в юности тонка,
Обворожительна и снова
Твоя покоится рука
В тепле под локтем у другого.

Опять строга, и холодна,
И так же взгляд твой безучастен,
И вновь не мной увлечена,
И я по-прежнему несчастен.



   *  *  *

Не презирая, не любя,
Не сожалея, не страдая,
В тоску могильную тебя
Возьмёт к себе земля сырая.

Соседи давние твои
Земли засохшие каменья
На гроб навалят без любви,
Равно, как и без сожаленья.

И проводив в последний путь,
(Твою последнюю дорогу)
Хоть чем-то добрым помянуть
Они тебя едва ли смогут.

Что ты такое совершил,
Что в общем было бы заметно?
Всю жизнь свою гулял и пил
Бессовестно и беспросветно.

Среди лентяев и пьянчуг
Ты жизнь прожил, не презираем,
И вырос сын, тебе как друг,
Как ты, таким же шалопаем.



   *  *  *

Найдёшь ли ты исток ответа
Из океана бытия,
Поднимется ли мысль твоя
К основам жизненного света?
Что нам сулит грядущий век?
Найдёт ли вехи оправданий
Нутром познавший цепь страданий
И повзрослевший человек?

Возможно я в ночи бессонной
Излишне много захотел:
Расширить резко свой удел
Простор души изведать скромной.
Но нам понять не суждено
Всё то, что нашу жизнь венчало,
Чему дано одно начало
И вдохновение одно.



   *  *  *

Душа моя доступна и чиста,
Ей изречений выспренних не надо.
Пиши на ней, хоть постулаты ада,
Хоть чистое учение Христа.

Несчастный, я не полагал спроста,
Что для кого-то делать зло – отрада,
Позволив душу ложью, словно градом,
Иссечь, как зелень нежную листа.

И вот теперь кого-то защищая,
Я высказаться честно не могу
И лгу, об этом превосходно зная;

И чувства нежные с надеждой берегу,
Но ни  тебе, страна моя родная,
А  твоему жестокому врагу.



   *  *  *

Уму лениться не давай,
Не позволяй лениться телу;
Едва одно окончив дело,
Другое дело начинай.

Иначе твой ленивый ум,
Ступив на стёжку оправданий,
На поводу пустых желаний
Умрёт в тисках бесплодных дум.



     26 – стишие


Не демократия всё это,
А показной словесный блуд,
Когда над целою планетой,
Уставшей говорить об этом,
Трусами грязными трясут
Девицы жадной до сенсаций,
Дурной хвалы и ассигнаций,
И в миллионах публикаций
Великой нации отцы,
Законов мудрые творцы,
Верховной избранные властью,
С непостижимой миром страстью
И неподкупностью судей,
Извечной прихоти своей
И импотенции в угоду,
Стремятся показать народу
И не один десяток дней
С лицом ответственных людей
Твердят, упорствуя, что кабы
Их Президент им верен был,
То на трусах смазливой бабы
Он ни за что б не наследил
И не был бы подстрелен взглядом
Румяной «пышки» заказной,
А с худосочною женой
Всегда бы находился рядом.



     Ребро Адама.

Даря её, мен я чаруешь
Ты первозданной красотой
И вместе с нею мне даруешь
Запретный плод любви святой.

В ней простота и совершенство,
В ней кровь бродящее вино,
В ней упоение блаженством,
Но сколько ж в ней, о Боже, но!

Создатель, как она красива,
Как лучезарна и мила
И столько ж адского порыва
Она у демона взяла:

Всегда мне хочет сделать больно,
Противоречия полна,
Извечно чем-то недовольна
И не удовлетворена;

Всегда брюзжит, всегда кусает
Словами будто яд змеи,
Её всё чего-то не хватает.
Наверно за грехи мои,

Подозреваю я, Спаситель,
Что никакой не идеал,
А злобный демон-искуситель,
Мне в наказанье, в ней предстал.

Так изгони же ты его!
Пусть будет мне моя супруга
И вместо ангела и друга,
И вместо рая твоего.



   *  *  *

Пугливый южный ветерок,
Предвестник солнечного мая,
Дохнул теплом и снег намок,
И у обрезов крыш, сверкая,
Как дань прощания с зимой
И окончания метели,
Сосульки пышной бахромой
В посёлке домики одели.
И птицы радостней запели,
И за наружной дверью ждёт
Тебя весёлый хоровод
Весенней, праздничной капели.
Она поёт: узнай, узнай,
Что я давно уже предвижу,
Идёт в окрестность месяц май
И я его дыханье слышу.


   *  *  *

Нас не встретят солнечные залы
Нами дружно сданные на слом,
И история в свои анналы
Не запишет золотым пером.

На дворе церковном разорённом,
Где бурьяном вера поросла,
Нас не встретят колокольным звоном,
Снятые на лом колокола.

Мы разор продолжим умирая,
И безродным именем своим
Уголок кладбищенского рая
В место запустенья превратим.

Если в жизни ясной цели нет,
Жизнь не жизнь, а суета сует.


  *  *  *

Моё святое прегрешенье,
Моя любовь, моя тоска
С четой кудряшек у виска
И уймой таинств от рожденья.

Люблю тебя, что нету мочи,
Стремлюсь полней тебя понять
И не дождусь, бывало, ночи,
Чтоб, милый друг, тебя обнять.

Не дай нам Бог в бреду сомнений
Себя бесспорной возомнить
И бремя чести уронить
В надежде новых вожделений.

Утешься тем, что ты ценима
В своей семье и всем  нужна,
И всеми искренне любима,
Как мать, хозяйка и жена.



    *  *  *

Не отвергай меня, не надо!
Я удовлетворён вполне
Мгновеньем ласкового взгляда,
Подаренным случайно мне.

Без лишней скромности и лени
Я встреч интимных не ищу
И ощутить тепло коленей
Не нужно мне, я не хочу.

Мне хочется немного детства,
Немного прихоти пустой:
В чудесной ауре погреться
И насладиться красотой.

И вы мою поймите муку,
Простите мне мою печаль…
И если только вам не жаль,
Я поцелую вашу руку.


    *  *  *

Мне нравится твоё грехопаденье
В полубеспамятном бреду.
С известной жаждой нетерпенья
Я твоего грехопаденья жду.

Я тороплюсь к тебе с надеждою, что снова
Ты погрузишься в грех земной,
Но почему-то девственно суровой
Ты предстаёшь передо мной;

Как будто не встречаемся мы снова,
Как будто бы я каждый и любой,
Как всё равно, мы шапочно знакомы
И в первый раз встречаемся с тобой.


Проказница, не надобно интриг,
Поверь, я вовсе этого не стою.
Как Маяковский перед Лилей Брик,
Я жалким псом унижусь пред тобою.



  *   *   *

Не нахожусь я под твоей пятою,
Как бы любовью я не дорожил.
Но разве я твоей любви не стою
И милости твоей не заслужил?

И разве только та любовь бесценна,
И та любовь бывает дорога,
Которая перед тобой согбенна,
Как стан тобой пленённого врага?

Ты, дорожа свободой без сомненья,
Желаешь быть свободной, как и я,
Но от меня всегда повиновенья
Ты требуешь, надежды не тая.

Любовь свободна, но её судьба
В любимом видеть верного раба.



   *  *  *

Она, спеша, переоделась,
Закончив сонм домашних дел,
И стала ждать. Ей так хотелось,
Чтоб он её сейчас раздел.

Он был из тех, её любимый,
Кого она давно ждала,
Чей образ, вылепленный зримо,
Интуитивно создала.

В тот раз он был излишне скромен,
Боясь неловкое сказать,
Как принесённый в жертву овен,
С тоской глядел в её глаза.

Сидел напротив – в отдаленье…
Тогда побежали мысли врозь,
И нечестивое сомненье
Ей гнать из сердца привелось.

День догорал полоской света,
Сгущалась сумрачная мгла…
В надежде робкой – быть раздетой,
Она опять его ждала.

И он пришёл большой и жадный,
Привлёк к себе, поцеловал,
Измял костюм её нарядный,
Бельё местами изорвал;

И обнимал, лаская грубо,               
До боли сдавливая грудь,
И целовал и в грудь, и в губы,
И не давал передохнуть.

Она какое-то мгновенье
Противилась, но он был смел,
Он смял её сопротивленье,
Измял, измучил и раздел.

Что было после? Помнит скупо.
Когда забрезжил луч зари,
Болела грудь, болели губы
И жгло, и саднило внутри.

Потом… Потом, вздохнув украдкой,
Она подобных бурь ждала,
И никогда той ночи сладкой
Не забывала, не могла.               



   *  *  *

Отроги гор шатром зелёным
Покрыл сплошной ковёр сосны,
Лишь на глухих полянках клёны
Стоят природой зажжены.

Их мало, но горяч их пламень,
И хмурой осени назло
На краткий миг под небесами
Вновь воцаряется тепло.

Его дыханием согрето
В раздолье солнечных долин
К нам прилетает бабье лето
На тонких нитях паутин.

И взглядом будто обновлённым,
Не веря собственным глазам,
Скользишь восторженно по кронам
И, между прочим, по низам;

Душой судьбе не прекословишь,
Презрев болезней маяту,
И восхищённым взглядом ловишь
Прелестных ножек наготу.

Но краток миг очарованья…
И снова осень нас гнетёт,
Как после жаркого свиданья
Тоски неодолимый гнёт.



    Не лги себе


Не распыляй тепла души
На искры кратких увлечений,
Не зароняй в сердца сомнений
Себя глубоких чувств лишив,
Не жажди каждые колени
Рукой привычной приласкать,
Не позволяй себя вверять
Судьбе минутных настроений.

Чужда идее всепрощенья,
Всегда глуха перед мольбой,
Легка на скорое отмщенье
Жизнь зорко смотрит за тобой,
И невозможно ухищреньем
Тогда с мольбой взывая к ней
Предотвратить её забвенье
В чреде твоих последних дней.



   *  *  *

Завидую я кобелям –
Им обонянье в том порука:
Лизнул, понюхал тут и там
И убеждён: вот эта – сука!

А нам значительно трудней:
Иная чопорна безбожно
Порою кажется о ней
Подумать плохо невозможно:
Она скромна, она умна,
Она трезва и холодна,
Глядишь – и в сердце стынет скука,
А как «разнюхаешь» - она
Обыкновеннейшая сука.



  *  *  *

Зачем нужны тебе евреи,
Зачем их нужно истреблять?
Какие глупые затеи
Ты возродить решил опять?

Вчера, а не во время оно,
Ты, не скупясь, благодарил,
Шёл не Хазанова, Кобзона
И за концерты им платил.

А нынче что тебя сломало
До черносотенных идей?
Шлея, наверное, попала
Куда б не следовало ей?

Ну, перебьём, а дальше что же,
Ну, перетерпим свой позор?
Ни Бог, ни чёрт нам не поможет,
Как это было до сих пор?   

А что потом? Сбиваться в стадо   
И на кого-то клеветать,
И снова делать, что не надо:
Кого-то в лагерь отправлять.

А ты попробуй их персону
Не грубой силой подавить,
А конкурентно, по закону
В соревновании свалить.

Слабо! И ты решил их «рогом».
Где нет ума, там хватит сил.
И Макашов промолвил: «с Богом»,-
И путь Зюганов освятил.

Не лучше ль жить со всеми в мире,
И как нам Русь не дорога,
В вчерашнем признанном кумире
Не следует искать врага.

Пора бы нам амбициозность
Списать в забвение совсем
И, опираясь на серьёзность,
Всем вместе, разом, миром всем

Крепить трудом края родные,
Как Кизяков иль Козаков,
Чтоб не была у нас Россия
Страной ленивых дураков.



  *  *  *

Перед созданием твоим
Природа мудрствовала долго,
Сверяя помыслы свои
С ещё не замутнённой Волгой,
С тростинкой около ручья,
С труднодоступною скалою,
С весенней песней соловья,
С берёзкой, росшей под горою;
И всё, что в арсенале было
И чем сама была горда,
Она в тебе соединила
Безропотно и навсегда:
Луны полночную лампаду,
Бегущую по водопаду
Сияньем призрачных лучей,
Вкрапила в чудный блеск очей,
Оправу томных глаз – ресницы,
Интимной кротости залог,
Взметнула крыльями орлицы;
А цвет зари и блеск зарницы
Объединила в пламень щёк,
В осенний праздник у берёзы
Остригла золотые косы,
Тростинку превратила в стан.
Сумбурных мыслей океан
Нашёл приют в головке милой;
В лесу из омута, со дна
Воскресла глаз голубизна,
А слабость обратилась силой.
Как ранним утром сквозь туманы
И при луне в степи ночной
Встают далёкие курганы,
Взметнула грудь живой волной.
Свои прекрасные мгновенья,
Без ропота и сожаленья, 
Как красоту земли родной,
Все отдала тебе одной.
И ты противиться не стала,
Без ложной скромности взяла,
Гордясь, на подиум взошла
И мышцей бёдер завиляла.

Но всех щедрот её ума
Тебе всегда казалось мало,
И ты с младенчества сама
Преображать свой образ стала:
Наказам мудрым вопреки
Тугие косы обкромсала
И взобралась на каблуки,
С благословения подружки
Перещипала брови в дужки
И, далее, впадая в раж,
И наполняя губы зноем,
Ты наложила макияж
Немыслимо обильным слоем;
Чтоб восторгались бюстом люди
Прооперировала груди,
Напудрилась, подзавилась
И в новый сервис подалась.

Идя дорогою прогресса,
Век заменял пластмассой сталь,
Чтоб уберечь тебя от стресса,
Вложил во внутрь тебя спираль,
Чем до известного предела
Смягчил опасность ремесла.
Ты боязливой не была,
А тут и вовсе осмелела:
Одежды лёгкие свои,
Как бремя летнее Земли,
На землю, сбросив листопадом,
Купюрный шелест возлюбя,
И, превзойдя саму себя,
Пошла вилять не только задом.


   *  *  *

Ты так пленительна собой.
Рождая смутные желанья,
С сердечным страхом замиранья
Трепещет всё перед тобой,
Как перед ветреной судьбой
Иль перед тайной мирозданья:
И «Спид – инфо», и сам «Плейбой».

Но прозаичен твой финал:
Пределов подлости не зная,
Коварный доллар, мразь земная,
Тебя уводит в людный зал,
Не сетуя, не сострадая,
Бесцеремонно раздевая,      
С подножки валит наповал.
 

  *  *  *

Он прежде так её любил,
Что каждое её движенье
В нём вызывало  пробужденье,
Прилив мужских, здоровых сил,
А женское её начало
И губ ласкающая медь
В нём постоянно возрождало
Желанье ею овладеть.

И, между тем, она сначала
Ему не щедро отвечала,
Когда ж ребёнка родила,
То вскоре к выводу пришла,
Что это блажь и ради блажи,
Назло ему, не стоит даже
Себя излишне утруждать,
Ложиться, чтоб потом вставать.

И как он только не пытался
Её в обратном убедить,
Семью стараясь сохранить,
И уговаривал и дрался,
Терпел, терпел и вскоре сдался,
Своей – чужую предпочёл
И от возлюбленной ушёл
К не так красивой и любимой,
Но к не скупой и не ленивой.



      Каламбурное


Моя любовь своею благодатью
Твоей души не в силах обаять,
Стихов коленопреклонённой ратью
Тебя я в плен не попытаюсь взять.

Слова, слова их рифмы споро вяжут
В стихи под мелодичный звон струны.
Пускай тебе мой скромный стих расскажет,
Какие мне ночами снятся сны.

К чему о снах, когда твой возраст знает,
Какая старым снится чепуха?
Пусть лучше слух привычно услаждает
Весёлая гармония стиха.

А между прочим, если одиноко,
Пускай нескромно, но хотел бы я,
Прильнув на миг к груди твоей высокой
Уснуть, забыв о смысле бытия.



   *  *  *

Стан грациозно поднимая,
И вдохновенна, и легка
Плывёт божественная Майя
По воле вещего смычка.

А ритмы зал переполняя,
Звучат всё громче, всё быстреё,
Летают вихрями над ней,
Своим напором отгоняя
От места, где кружится стая
Одну из белых лебедей.



   *  *  *

Что – наша жизнь? Недоуменье,
Неудержимый эры вздох,         
Одно короткое забвенье       
На бесконечности эпох.

Как облака, без сожалений,
Мы отправляемся в полёт,
Куда нас ветер настроений
Бесцельной прихотью несёт.



   *  *  *

Хотел я или не хотел,
Но, обокрав себя, обидел;
Я глаз её не досмотрел
И красоты в них не увидел.

Их ночь волшебная была
Мне совершенно незаметной
И, не замеченной, прошла,
Одевшись дымкой предрассветной.

Я грудь и губы жадно пил,
Воспламеняя до страданий,
Любви отраву в сердце лил,
Чтоб пробудить огонь желаний.

И взгляд её тогда был странен,
В неведомое углублён
И страстью неги отуманен,
И безразличьем притуплён.

Пришла пора: угар смятений
Сменился холодом седин,
Нарисовав на веках тени
Глубокой сеткою морщин.

Теперь, как в запустелом храме,
В них неуютно и светло,
Они блестят, как в старой раме
Мерцает пыльное стекло.

   
   *  *  *

Искусства ревностный служитель,
Ревнивых муз не повелитель,
Не посетитель злачных мест,
Не бич доверчивых невест –
Потенциальный член могил
И света божьего елея,
Страдалец в возрасте Кащщея
Уже почти лишённый сил
И страсти сладостного чувства,
Как бывший деятель искусства,
Заслуженного получил

Ну, наконец, его награда
У гробовой доски нашла.
Вот то-то бабка будет рада,
Она лет пятьдесят ждала.
Когда он только начинал
И звал её девчонку в жёны,
Он ей в то время обещал,
Что скоро будет «заслужённый»
И, наконец, тот день настал.
Есть повод не опустошённый
Разбить торжественный бокал.


   *  *  *

Я в вашем деле дилетант и неуч
В науке только посшибал верхи,
Но и меня коробит ваша немощь
Придумывать хорошие стихи.

Поэзия зависит от субъекта,
Объект не надо тоже забывать;
Но если нет в поэте интеллекта,
То и стихам хорошим не бывать.

Не дремлют поэтические узы,
Не требуя посредственных псалмов.
Не вымолишь внимания у Музы
Без ведома читательских умов.

Из сплава мастерства и интеллекта
Рождается умение поэта.



   *  *  *

Влекомый жаждой сладострастья
Уместной вроде бы вполне,
Я ждал, как женское участье
Проявит кто-нибудь ко мне.

И ты, как будто ненароком,
Комфорт душевный сохраня,
Неведомо каким-то боком
Пригрелась около меня.

И мне спокойно и уютно
Теперь в сообществе таком:
С тобой в безлюдном месте людно,
При скуке весело вдвоём.

И время, нехотя ступая,
Идёт-бредёт само собой,
И жизнь на радости скупая
Теперь не кажется такой.
               

   *  *  *

О, этот взгляд неотразимый,
Земных исполненный страстей,
Как луч звезды, скользнувший мимо
Желаний юности моей.

Как много он принёс страданий,
Как много горестей принёс,
Сомнений, разочарований,
Пустых надежд и горьких слёз.

Я задыхался от волненья,
Надеждой вспыхивал и гас,
В душе, лелея нетерпенье
Поймать его ещё хоть раз.

Но тщетна юноши земного
Благословенная мечта:
Его прибежище тревога,
Его надежда – пустота!

Не увлекай коварным взглядом,
Надежду в сердце не вселяй
И жизнь других любовным ядом
Ты без нужды не отравляй.



   *  *  *

С брезгливостью нахмурив бровь
Я всё о нравственности пекся,
Как пел девчонкам про любовь,
Которые погрязли в сексе;

Спокойствием не дорожив,
Тревожа нервы рифмой новой,
Весь блеск поэзии вложив
В стихи с гармониею слово

Я заливался соловьём,
Стучался дятлом прямо в души
Искал сравнение в былом…
Они же затыкали уши.

Они и ухом не ведут
(Их не пронять) не то, что бровью
И пуще прежнего дают,
Зовя банальный секс любовью.

Архивы роя прошлых лет,
Иная, может, скажет только:
Чудаковатый был поэт,
Ну, сукин сын же этот Колька.