Снег, метель, стадион, этот путает, падает, тает.
Здесь наверно, уже никогда ничего никому
Не окажется нужным. А ласковый свет нагнетает
Как умелый фотограф, рабочую нужную тьму.
Щели тряпкой заткнем. Одеялом завесим проемы
Передвинем рубильник. Проверим на крепость раствор
Темноты, постепенно назад отдающей объемы
И вещей, и того, кто стоит здесь, как будто бы вор.
Он и вор, он и лекарь, он просто печальный старатель
Из кювет добывающий времени слабенький след.
О себе он сказал бы, что он – заурядный мечтатель,
Продающий в прекрасное было прекрасный билет.
Здесь и пахнет не так, как бы пахло в какой-нибудь прочей
Мастерской, где паяют, ваяют, рисуют и пьют.
Здесь такой ароматный, такой постоянно рабочий
Лепрозорий готовых на все помертвелых минут.
Он достанет бумагу из пачки согласно заказу,
Переложит под рамку, откроет неоновый свет
И тогда начинается, правда немного не сразу,
Полумертвое слабое время, которого нет.
Стрекоза под стеклом, инкрустация, листик в стакане –
Отпечаток кричит о прошедшем и вот ерунда –
Это время уже никогда шевелиться не станет,
Но теперь ты его называешь почти навсегда.
Ты когда-то не знал, как с таким с ним с живым обходиться.
Что там было? Подруга, собака, земельный надел?
Да и мало ли что может в общем-то поместиться
Там, где ты отчего-то чего-то опять не успел.
Там, где ты не заметил, что время не ходит шагами,
Там, где просто подумал и плюнул – потом догоню,
Там, где встал, где забыл, не сумел развязаться с кругами,
Где смотрел в потрясающий зад уходящему дню.
Время быстрыми лапками бегает где-то в астрале.
Мы сидели, потом говорили, мы выпили чай.
И нельзя ведь сказать – мы тогда совершенно не знали
Что скончается что-то за чаем вот так невзначай.
Мы считали – прекрасная память опять оправдает.
Механизм нам известен и нас не боится оно
Поразительный мозг фотопленку послушно мотает
Открывая в тогда золотое простое окно.
Это в общем-то просто: нет сил, не случилось, уходим,
Передумал, испуг, изумленье, смятенье, затвор,
Темнота, тишина, ничего, но затвор переводим
И потом появляется ясный знакомый узор.
В темноте застывают на что-то похожие лица,
И из теплого мрака почти задушевных бесед
В красноватых оттенках конечно, должно проявиться
Откровенье, которого, впрочем, наверное, нет.
Снег, метель, стадион, оживай, трепещи, фотоснимок.
Мне хотелось бы плакать, но, видно, придется молчать
И стоять в темноте, как какой-то чужой и ранимый,
И уж если совсем повезет – отпечатки сличать.