Пишу тебе. Чего же ради
Листы насиловать тетради
Невнятной скорописью строк?
Любви? Но ты ее забыла.
Прощенья? Ты меня простила.
И все ушло. И вышел срок.
Пишу тебе, а время льется:
Кто расторопней, тот напьется
Его крамольного “нельзя”.
Летят прожорливые утки
Над головою - сутки, сутки...
И два загадочных гуся.
Не замечая в людях скотства,
Я чувствую свое сиротство
Укором собственной судьбе.
Как перст один на белом свете,
Сижу на древнем табурете
И, вот, пишу письмо тебе.
Но это лирика плохая
Для вертопраха-вертухая,
Любимца ветреных харит.
Мы все судимы поголовно.
Жизнь лишь на вид головоломна.
И всех могила примирит.
Я тоже рифмами контужен.
И, позабыв приличья, тоже
Луну ищу по чердакам.
Пугая там котов заблудших
(И это все еще из лучших
Моих занятий). Но и там
Я чувствую себя нездешним,
Как в меблированных скворечнях,
Где счастье суетно куют;
Где все столы давно накрыты,
Слова дешевые избиты
И тещу к масленице ждут.
А то - в таверне, удосужась,
На женщин навожу я ужас,
Пуская ветры под столы.
Иль, не слезая с оттоманки,
Ловлю озябшее морзянки
Потустороннее "курлы".
Курлы-мурлы, мы бога кляли,
Мол, век свободы не видали,
Гребя отеческую грязь.
И я кричал, рядясь Маратом,
Между Петраркою и матом
От красноречья заходясь:
"Свобода учит сорок весен,
Когда не слышно вовсе песен,
Не верить суетным дарам.
И медь ее слепого блеска
Напоминает больше войско,
Чем супермаркет или храм…"
............................................
Что ж, начинать? Начнем, пожалуй…
Москва, спаленная пожаром
Во рту, дымила из окна.
Скажи-ка, дядя, ведь недаром,
В пандан монголам и татарам,
Привычка свыше нам дана?
Мой дядя самых честных правил.
Но – уважал, как мирный фраер.
Зане народ его любил.
Надев штаны из крокодила,
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
"Позор заморскому клеврету!"
"Кривляку Гоголя – к ответу!"
"И Пушкина – не выпускать!"
Кипит на кухне старый чайник.
Сын за отца не отвечает.
И, соответственно, за мать.
“Кипит, - заметил хрен ученый, -
Народа разум возмущенный”.
И в лес ягненка поволок.
Опричь болотных испарений,
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
...........................................
“Сия семейная рутина, -
Сказал Мальвине Буратино, -
Имеет свойство убивать”.
Себя не чувствуя от боли,
Я к вам пишу - чего же боле,
Что я могу еще сказать?
Апрель 1996,
Октябрь 1997